Книга Сбежать из Академии, страница 78 – Леока Хабарова

— И где же древнее зло? — спросил Енисей Симарглович. От него на километр разило страхом.

— Дремлет, как и положено, — сообщила я и решительно зашагала вглубь архива.

Не способные принять собственное решение, магистр и ведьмазасеменили следом.

Глупцы…

Вокруг царило страшное уныние и запустение. Позолота, мрамор и прочий никчёмный пафос остались там, наверху. Сюда же сбагривали всё ненужное и позабытое. Заплесневелые достижения, столетние дипломы и диссертации, нереализованные проекты, запрещённые заклинания, бесчисленные отчёты обо всём и ни о чём. Ватманы, папки, пергаменты — всё хранилось здесь, на пыльных полках под тяжёлыми каменными сводами. И никому не было дела до этих бумаг. Никому, кроме Архивариуса.

Говорят, его назначили ещё при Сталине, когда ЗГУ был отмечен звездой героя за вклад в разгром нацистских оккультистов. Вроде бы изначально Архивариус был человеком в девяти поколениях, и работал ответственно и грамотно, даже какое-то время занимал пост первого проректора, но потом что-то пошло не так. Одержимость упорядочивать всё и вся переросла в настоящее безумие, и Архивариус начал терять человеческий облик. Очень скоро единственной его пищей стали пауки, крысы и мрачные тайны, хранившиеся в древних документах. Чем больше секретов он узнавал, тем стремительней менялся. Несчастный бюрократ превратился в чудовищного монстра, совершенно дикого и неуправляемого, вечно голодного, агрессивного и коварного, точно Горлум [3]. Его душа стала вместилищем какого-то совершенно необузданного, ядовитого зла. И никто не знал, что с этим делать. Уволить Архивариуса не могли — контракт не позволял, поэтому решили попросту запереть и дождаться, когда сам издохнет. Но хранитель подземелья дохнуть не спешил. Белотелый и вязкий, как гигантское беспозвоночное, он возлежал на груде книг у запасного выхода и дрых, хоть в попу дудочку вставляй. Его сопение напоминало скрип ржавых петель, а вонял Архивариус прокисшим в стиральной машинке бельём, о котором напрочь позабыла нерадивая хозяйка.

— О, боги! — шепнул Енисей Симарглович, разглядывая исполинского моллюска. — Оно существует!

— И его не обойти, — добавила Злорада. — Ишь, как разлёгся!

— Ничего, подвинется, — бросила, хмыкнув. — Надо только пнуть как следует.

— С ума сошла! Его нельзя будить! — чуть ли не хором возопили мои коллеги. — Не трогай его, Нина! Не приближайся!

Но было поздно.

Осторожно ступая на цыпочках, я подобралась к Архивариусу. Смерила белое тело долгим взглядом и… отвесила смачный пинок. От души так.

Архивариус закряхтел. Завозился.

— Меня-я-я буди-и-ить??? — пробасил он, поднимаясь.

Ростом он вымахал метра под три, а в ширину раздался как два добротных платяных шкафа. Конечности его преобразились в ложноножки и щупальца, глаз стало вдвое больше, чем положено по нормам СанПиНа. Густая тягучая слизь обильно покрывала всё его тело, и несколько фолиантов прилипли к сопливо-слюнявым бокам.

Архивариус раззявил пасть и вместе со смрадом исторг из себя злобный вой.

Енисей попятился, скороговоркой тараторя слова древних молитв. Злорада же бросила заклинание. Ударила молнией. Коротким, но мощным разрядом.

Увы, действия это не возымело.

— Я не провожу электричество, дура! — проревел Архивариус и бросил в ведьму книжкой по сопромату.