Книга Бабская религия о принце на белом коне, страница 59 – Виктория Рогозина

Я поехала домой. Метро встретило меня привычной прохладой и редкими людьми. И как ни странно, я чувствовала себя не в своей тарелке. Все время казалось, что на меня косо смотрят, будто еду в кокошнике. Но это просто показалось. Воткнув привычным движением наушники в уши, включила музыку и мельком взглянула на календарь. Два месяца. Я отсутствовала ровно два месяца. Странно, ведь прошло куда больше месяца, но… не хочу вдаваться в подробности и нюансы временного существования разных миров — пусть технической стороной вопроса занимаются ученые. Для меня сам факт — я вернулась в столицу и теперь стоило бы решить текущие вопросы. Кощей… обидно. Горько и очень жаль, хотя в тоже время я не понимаю, чего я ожидала, чего добивалась⁈ Что он признается мне в любви и мы будем жить долго и счастливо⁈ Но ведь так бывает только в сказках — правильных сказках, и там обычно Кощей Бессмертный не является положительным персонажем и его побеждают все, кому не лень. Я чувствовала, как внутри меня что-то ломалось и обрывалось, словно последняя надежда растоптана, и в душе пусто, словно пепелище после пожара. Ничего, лишь безразличие. Мне знакомо это чувство, ведь именно после него я когда-то изменила себя на вечно радующегося экстраверта, пряча осколки разбитого сердца глубоко в себе, как потаенный чулан с паутиной к которому вход для всех закрыт. Этакая личная сокровищница самых сокровенных переживаний.

— Нет, ты представляешь, она просто зажила своей жизнью, предала меня, — болтали две женщины, явно работницы офиса.

— Ну так твоей дочери сколько⁉ Двадцать пять?

— И что? Я считаю, что она еще маленькая, но из нее хорошая нянька для моих четверых детей, — продолжала возмущаться собеседница.

Двадцать пять⁉ Мать года, блин. Я прибавила громкости в наушниках, не желая больше никого слышать. Хватит, хватит с меня всего этого. Еще страшнее стало бы остаться со своими мыслями, один на один, зная, что они сожрут меня, ведь имеют способность разъедать похлеще соляной кислоты. Медленно выдохнула, стараясь восстановить баланс. Ни о чем не думать, не анализировать, не размышлять. Белый фон — удерживать всеми силами. Но одна мысль упорнозасела в голове, не желая никуда деваться — мечты все же разбиваются, да и я не Газпром, чтобы было все иначе. Как никогда я почувствовала себя одинокой, понимая, что в этом мире мне не на кого положиться-опереться, некому даже выговориться. Я впервые поняла, насколько устала верить в чудеса и радоваться жизни — не осталось никаких сил и эмоций, нет ресурсов для этого. Хотелось просто сползти по стеночке на пол и сидеть так, ничего не делать, просто сидеть, словно зависнув и дождаться, когда эта сосущая тоска и разбитое состояние пройдут, и можно будет снова жить. Я смотрю на свое отражение в стекле и отчего-то вижу рядом с собой Кощея. Мы органично смотримся вдвоем, могли стать идеальной парой, если бы… Опять, опять пресловутое «если бы» на котором не стоит зацикливаться, ведь если так не случилось, не стоит и предавать особого значения. Нет, значит нет, случилось так, как случилось.

Поезд медленно въехал на станцию, остановился и открыл свои двери. Я вышла на перрон и направилась к выходу из метро. Народ почти не встречался, но и не удивительно, поздний вечер, скорее всего уже большинство находятся дома с семьей. На улице свежо. Поправив воротник куртки накинув обе лямки рюкзака, неторопливо направилась в сторону спального района. Тротуар хорошо освещался фонарями, но вот из-за очередных перекладок бордюром дорога петляла и местами приходилось обходить по деревянным мосткам. Мысли вновь блуждали где-то далеко: они были тягучие, как старая резиновая жвачка с неприятный химическим привкусом, прилипала к нёбу, иногда к зубам, раздражая самим своим существованием. Обходя немногочисленные лужи, слушала музыку, находя себя в каждой грустной композиции, отчего сердце разрывалось, хотя вроде и нечего уже терзать, но боль лишь нарастала вместе с неумолимо накатывающей тоской, похлеще морской волны, добивая с каждой новой нотой.