Книга Она любила кофе, страница 66 – Полесья Золотникова

— Если учесть, что на другие сиськи пацан не повелся, ты в плюсе. Можно попробовать, — хмыкнула та с видом, мол, в любви все средства хороши.

— Ага, может, еще прикажешь мне Сергею предложение сделать, стоя на коленях?! Тогда точно моим будет на всю жизнь.

Антонина громко рассмеялась, представляя подобную картину, а вот Тане было не до смеха. Она, подавлено рухнув на кровать, уткнулась лицом в подушку.

— Не пробовала отпустить прошлое? Люди разные. Зачем всех под одну гребенку? — неожиданно спросила собеседница. — Что если Сергей действительно не при чем? Что если он — твоя судьба и второй шанс на счастье? Прикинь, Белова вас специально рассорила, а эта жаба Норман окрутит, залетит и заставит ребенка воспитывать?

В ответ Щука зло ударила по кровати.

— То-то и оно. Потерять навсегда любимого человека из-за нелепого страха…

— Какого?! — аж подорвалась нервно с кровати Татьяна.

— Любимого, Тань. Глаза открой. Ты совсем потерянная стала, когда поругалась с Илларионовым. Может, уже хватит врать самой себе, якобы парень тебе не нужен? Кстати, Илларионов пытался с тобой поговорить?

— Да, но Норман не давала, будто специально. А, может, ее тоже подговорили? И сестра не отвечает. Блин! Скоро точно свихнусь! Обещаешь, хоть иногда в дурке навещать?

— А хочешь сушеной мяты? Зальешь кипятком. Настоится, выпьешь. Хорошая вещь. Успокаивает.

— Меня уже ничего не успокоит.

— Ой ли. Спорим, если зажмешь Сергея раньше Лерки и накажешь за плохую смс, сразу жить захочешь? — внезапно спросила Антонина, ехидно прищурив глазки.

Таня аж невольно побелела:

— Уподобляться ей? Ты издеваешься?!

— Вот увидишь, весь психоз снимет, как рукой. А если нет, разрешаю прийти и пнуть меня за плохой, очень плохойсовет. Даже не обижусь, честное слово.

— Ты реально ненормальная, — покачала головой Щукина.

— Ну, тогда не удивляйся, если в течение недели у пацана сорвет кран, новенькая получит желаемое. Ибо у парней тоже нервы не железные, «как бэ». Да, чувства это хорошо, но и трахаться хочется, когда молодой. Физиология, малышка, ничего не поделаешь, — ухмыльнулась соседка.

Щука раздраженно запустила в Тоньку подушкой.

— Эй, эй, ты еще не выиграла спор. Все убийства потом.

— Это репетиция! — зло буркнула Таня.

— Не думала, что ты настолько в себя не веришь. Ну, ок. Только потом не плачь, если он уйдет. Сдайся, чтобы потом всю жизнь жалеть. Давай, это проще всего. И будет как в мексиканских сериалах: «Она осталась несчастной, старой девой, потому что вовремя не смогла произнести три важных слова. А он женился на другой, заколебавшись ждать с моря погоды. Драма, разбитые судьбы, ночные сопли в подушку, в тайне от нелюбимых. Ах, жизнь моя — жестянка. Да ну ее, в болото! Жизнь — боль, любви нет, а все мужики — козлы!»

— Тонь, я тебя сейчас по-настоящему убивать буду. Допечешь.

— Все, молчу, молчу. Ни слова больше, окай.

Щукина угрюмо прошла к учебному столу.

— Да, прячься за книгами. Это тоже проще всего.

Таня пронзила соседку злым взглядом.

— Ах да, я ж молчу. Точно.

— Что-то ты слишком громко это делаешь, вызывая желание…

— Всё, могила, не продолжай. Честное слово.

— Смотри мне, — шутя пригрозила Антонине Щукина, затем опустилась, протянув руку к первому попавшемуся учебнику на полке.

— Хотя знаешь, быть старой девой даже неплохо. Никто не бесит, например своим ворчанием на ухо. И кофе отбирать не станет, беспокоясь о твоем здоровье. Чем не сказка?