Книга Пять жизней и одна смерть, страница 51 – Амалия Лик

Как только они скрываются за углом забегаловки, непроходящее чувство лютого голода заставляет меня кинуться к мусорке. Этот эпизод навсегда сохранится в моей памяти, но сейчас нет ничего важнее выброшенной еды. Самоуважение, гордость, брезгливость да и все остальные человеческие чувства отходят на задний план, стираются необходимостью самосохранения. Достав объедки, я с жадностью истощенного шакала набрасываюсь на них. Там же находятся остатки уже негазированной, разбавленной растаявшим льдом кока-колы. Ею и завершается этот банкет, пир прилипшего к спине живота. Но организм, отвыкший от еды, не принимает мои подношения, и уже через пару минут после того, как я возвращаюсь на обочину, меня выворачивает наизнанку. Но чувство насыщения остается, и этого хватает еще на пару километров.

Когда я добираюсь до клиники, наступает ночь, небо затягивается сплошной тучей, и ни луна, ни звезды не освещают дорогу. Закрытые металлические ворота подсвечены единственным фонарем. Ноги подгибаются, и я падаю перед спасительными вратами на содранные колени. Слезы застилают глаза – ведь это шанс, тот единственный, наш общий шанс на спасение. Второго такого может не быть никогда, я вообще не уверена, что смогу еще раз проделать весь этот мучительный путь. Я хватаюсь костлявыми руками за железные прутья и с воем дикого животного принимаюсь раскачиватьбезликие ворота. Наверное, охранник услышал меня и увидел эту красочную картину бессилия. Потому что разум затуманивается, и я, проваливаясь в ночной мрак, чувствую, как кто-то пытается отодрать мои руки от прутьев. Я повторяю только одно: «Закройте меня, закройте, закройте!»

Следующим утром после мучительного перемещения в Элизу я просыпаюсь в холодном поту в теле Анны. Понимая, что вернулась в эту прекрасную жизнь без боли и самоунижения, я плачу, слезы счастья и горя тонкими ручейками текут на подушку. Оглядев свое тело и убедившись, что это точно Анна, я начинаю плакать еще сильнее, по-настоящему, навзрыд. Со слезами выходит вся та боль, что скапливалась во мне, ежедневно накладывалась слоями, разрасталась внутри в геометрической прогрессии, как тонны воды, скапливающиеся в водохранилище. И вот дамба идет глубокими трещинами и в один момент разрушается до самого основания, выпуская беспощадную стихию извергаться на все вокруг. Мне нестерпимо больно и одиноко. Чувства неизбежности и утраты селятся внутри.

Сегодня выходной, и я решаю во что бы то ни стало разыскать Элизу. Я не знаю, чем закончилась эта ночь после того, как мое сознание покинуло ее тело у ворот клиники, не знаю ее судьбу и исход нашей борьбы и теперь, сегодня, сейчас, уже не могу жить в неведении.

У меня и раньше после перемещений в тела других людей возникала мысль о том, чтобы найти их, увидеть, поговорить с ними. Но страх осознания реальности происходящего затуманивал разум, а страх подтверждения моих психических отклонений сковывал сердце толстой коркой льда. И я отодвигала, прятала эту мысль в дубовый сундук с металлической задвижкой. Боялась увидеть в обычной жизни тех, кого знаю изнутри, и еще больше боялась признать, что моих перемещений никогда не было и быть не могло, что они происходили только в моей голове. Сама идея искать этих людей, смотреть им в глаза, слышать их голос казалась неправильной, противоречащей законам природы. Все инстинкты были против, и до сегодняшнего утра я не могла себя переубедить. Возможно, была не готова, морально истощена собственными переживаниями, чтобы встретиться со своими призраками еще и наяву. Но в сложившейся ситуации с Элизой, в наших слитых воедино жизнях, я больше не могу и не хочу оставаться в стороне. Да, я слышала об «эффекте бабочки», о том, что даже незначительное вмешательство сейчас может иметь большие и непредсказуемые последствия в будущем, любое нестандартное действие способно изменить вцелом течение жизни. Но сегодня я хочу перемен, жажду действий. Я готова на все.