Книга Сделка, страница 77 – Марина Суржевская

Не веря, что все закончилось, и не опуская рук с револьверами, я глянул за спину.

Костер пылал, глодая тело Игната. Похоже, именно его и подожгли женщины… волосы на затылке встали дыбом, когда я увидел, что даже обугленный, мертвец продолжает махать единственной рукой и улыбаться. В его животе тоже пылал огонь, но странный, с зеленоватыми отблескам.

– Уже все. Все, – бормотала Елизавета.

И я снова поразился. Потому что строгая настоятельница, которой, как мне казалось, совершенно наплевать на судьбу Катерины, стояла, раскинув руки. Как птица, желающая во что бы то ни стало защитить птенца. И лицо у нее было странное. Заострившиеся до неузнаваемости черты, уже едва ли похожие на человеческие. Темные глаза настоятельницы светились желтизной, вытянутые пальцы скрючились.

Или изменившийся облик лишь почудился мне в неверном пламени огня?

Сама Катерина – бледная, но почти спокойная, держала мой коробок спичек и что-то шептала, глядя в огонь. И почему-то я был уверен, что это не молитва.

На отсвет огня и звуки выстрелов прибежали несколько мрачных мужиков с вилами. Вовремя, чтоб их… Двое ушли обратно, сопровождая Елизавету и Катерину, – я не успел даже спросить, как она. Двое остались помочь.

Дохлых тварей мы с дедом Кузьмой сожгли в том же костре. Жуткие волкодаки – как из назвал конюх, – воняли смрадом и разложившимся тухлым мясом. Казалось, этот запах пропитал меня насквозь.

– Хорошо горят, весело, – бурчал Кузьма, подтаскивая к огню серую тварь. – А ты молодец, вашблагородие. Не ожидал от столичного. Резво со своими пуляльками управляешься. Служивый?

Я кивнул, спихивая в огонь волкодака. Фух, кажется, последний.

– В каком чине?

– Капитан. В запасе после ранения.

Дед понятливо кивнул на мою ногу и хмыкнул в желтоватые от табака усы.

– А я думал, лошадь вашблагородие цапнула.

– Точно, – тоже усмехнулся я. – Так и было.

Я посмотрел, как искры рассыпаются вокруг горящих туш.

– Что это было, дед Кузьма?

– Елизавета ругаться будет, если сболтну чего, – почесал дед пятерней спутанные до колтунов волосы. – Да что ж теперь. Сам все видел, благородие. Волкодаки это. Измененные твари.

– А Игнат?

– Колдунство это. Плохое. Темное. Такое ведьмаки или ведьмы наводят. Хотя тута, вестимо, баба была.

– Ведьма – это шаманка?

– Ну ты скажешь, благородие! Эх, столичный… как тебе объяснить. Есть лесные волки – звери умные и правильные. Их лес родит. А есть вот такие… – Он кивнул на костер. – Неправильные. Твари, одним словом. Так вот шаманка от колдовки тем и отличается. Как волк от волкодака. Смекнул?

Я кивнул.

– А почему здесь была именно женщина?

– Да ты довольную морду Игната видел? Резвилась с ним колдовка перед смертью, тут, на полянке. Может, по-людски, а может, и по-всякому. Может, он уже и кишки потерял, а она все прыгала… а он улыбался! Тьфу!

– Зачем? – перед глазами все стояла улыбка мертвеца.

– Да по-разному бывает. Может, силу его брала с жизнью вместе, может, своих темных богов тешила. Может, просила у них чего. Ритуал это, и с огнем ты правильно решил, таких только сжигать и надобно, даже хоронить нельзя – выползут. Так волкодаков и приманила… они же твари измененные, они всегда на такое приходят…

Я потер лоб и скривился – на лице осталась сажа.

– Дед, да какже это? Все это?