Книга Американский психопат, страница 106 – Брет Истон Эллис

— Мне кажется, Эвелин, что… — начинаю я снова и снова, — …что мы утратили связь.

— Почему? В чем дело?

Она машет паре — это Лоуренс Монтгомери и Джина Вебстер — и через всю залу Джина (если это она) поднимает руку в браслете. Эвелин одобрительно кивает.

— По большому счету, моя… потребность вести себя… убийственным образом не может быть, м-м-м… исправлена, — продолжаю я, тщательно взвешивая каждое слово. — Но у меня… нет других способов выплеснуть блокированные потребности.

Я удивлен тому, сколько эмоций вызывает во мне это признание. Оно изнуряет меня; я ощущаю легкость в голове. Как обычно, Эвелин не понимает, о чем я говорю, и я думаю, сколько времени мне потребуется, чтобы окончательно избавиться от нее.

— Нам надо поговорить, — тихо произношу я.

Она отставляет пустой стакан и смотрит на меня.

— Патрик, — начинает она. — Если ты опять хочешь завести речь о том, что мне нужно сделать операцию по увеличению груди, то я ухожу, — предупреждает она.

Поразмыслив над этим, я говорю:

— Все кончено, Эвелин. Все кончено.

— Трогательно, трогательно, — произносит она, жестом показывая официанту принести еще воды.

— Я серьезно, — тихо говорю я. — Между нами все кончено. Это не шутка.

Она вновь смотрит на меня и мне кажется, что кто-то, может быть, действительно понимает, что я пытаюсь сказать, но тут она вставляет:

— Давай оставим эту тему, хорошо? Мне жаль, что я сказала что-то не то. Мы будем кофе?

Она снова машет официанту.

— Я буду эспрессо без кофеина, — говорит Эвелин. — Патрик?

— Портвейн, — вздыхаю я. — Любой портвейн.

— Желаете взглянуть на… — начинает официант.

— Просто самый дорогой портвейн, — обрываю я его, — и, да, бутылку пива.

— Да уж, — бормочет Эвелин после того, как официант уходит.

— Ты все еще ходишь к своему знахарю? — спрашиваю я.

— Патрик, — предостерегающе замечает она. — К кому?

— Извини, — вздыхаю я. — К своему психоаналитику.

— Нет, — она открывает сумочку, что-то ищет.

— Почему? — озабоченно спрашиваю я.

— Я тебе говорила, почему, — закрывая тему, говорит она.

— Но я не помню, — поддразниваю я ее.

— В прошлый раз он спросил, могу ли я провести его и еще троих человек вечером в «Nell's». — Она рассматривает свои губы в зеркальце. — Но почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, тебе надо ходить к кому-нибудь, — нерешительно, но искренне говорю я. — Мне кажется, ты эмоционально нестабильна.

— У тебя в квартире висит плакат с Оливером Нортом [51] и ты называешь меня нестабильной? — спрашивает она, роясь в сумочке.

— Да, ты нестабильна, Эвелин, — говорю я.

— Это преувеличение. Ты преувеличиваешь, — упорствует она, перетряхивая сумочку и не глядя на меня.

Я вздыхаю, потом заговариваю серьезным тоном:

— Мне не хотелось бы развивать тему, но…

— Как нехарактерно для тебя, Патрик, — вставляет она.

— Эвелин, это нужно прекратить, — вздыхаю я, обращаясь к своей салфетке. — Мне двадцать семь и я не желаю быть отягощенным обязательствами.

— Что, милый? — спрашивает она.

— Не называй меня так, — огрызаюсь я.

— Как? Милым? — спрашивает она.

— Да, — снова огрызаюсь я.

— А как ты хочешь, чтобы я называла? — с негодованием спрашивает она. — Господин исполнительный директор? — Она выдавливает смешок.

— О господи.

— Нет, правда, Патрик. Как ты хочешь, чтобы я тебя называла?

Король, думаю я. Король, Эвелин. Я хочу, чтобы ты называла меня королем. Но не говорю этого.

— Эвелин, я хочу, чтобы ты никак меня не называла. Я думаю, нам не стоит больше видеться.

— Но твои друзья — мои друзья. А мои друзья — твои. Мне кажется, так не получится, — говорит она, уставившись в какую-то точку над моим ртом. — У тебя на верхней губе крошка. Стряхни салфеткой.

В раздражении я смахиваю крошку.

— Слушай, я знаю, что твои друзья — мои друзья и наоборот. Я думал об этом.

Помедлив, сделав глубокий вдох, я заканчиваю:

— Забери их себе.

Наконец она в замешательстве смотрит на меня и мямлит:

— Ты что, серьезно, что ли?

— Да, — говорю я. — Серьезно.

— Но… как же мы? Наше прошлое? — тупо спрашивает она.

— Прошлое — не реальность. Это всего лишь сон, — говорю я. — Не говори о прошлом.

Она подозрительно прищуривает глаза.

— Ты что-то имеешь против меня, Патрик?

Сразу же злоба на ее лице сменяется ожиданием, возможно, надеждой.

— Эвелин, — вздыхаю я. — Прости. Просто… я к тебе равнодушен.

Сразу же она с вызовом спрашивает:

— А к кому ты не равнодушен? К кому, Патрик? Кто тебе нужен? — После злобной паузы она продолжает: — Шер?

— Шер? — в замешательстве переспрашиваю я. — Шер? О чем ты? А, ладно. Я хочу, чтобы это закончилось. Мне нужен регулярный секс. Мне надо развеяться.

За несколько секунд она впадает в бешенство, с трудом сдерживая истерику, охватывающую ее тело. Я не так сильно наслаждаюсь этим, как предполагал.

— Но как же наше прошлое? — тщетно спрашивает она.

— Не говори о нем, — отвечаю я, наклоняясь вперед.

— Но почему?

— Потому что его у нас не было, — говорю я, пытаясь не повышать голос.

Она берет себя в руки и, игнорируя меня, вновь открывает сумочку и бормочет:

— Это патология. Ты ведешь себя патологично.

— А это что значит? — обиженно спрашиваю я.

— Какая мерзость. Это патология. — Она отыскивает коробочку для пилюль от Laura Ashley и со щелчком открывает ее.

— Патология чего? — интересуюсь я, пытаясь улыбнуться.

— Хватит об этом, — она вынимает неизвестную мне таблетку и запивает ее моей водой.

— У меня патология? Ты говоришь мне, что у меня патология? — спрашиваю я.

— Мы по-разному смотрим на мир, Патрик, — шмыгает она носом.

— И слава богу, — злобно говорю я.