Книга Американский психопат, страница 30 – Брет Истон Эллис

— Может быть, — отвечает он он.

— Это прекрасная мысль. Она мне нравится, — замечает Анна, взяв с тарелки маленькую фиалку и понюхав цветок перед тем, как осторожно положить его на язык. Она в красно-фиолетово-черном свитере ручной вязки (мохер с шерстью) от Koos Van Den Akker Couture и в слаксах от Anne Klein, на ногах у нее — замшевые туфли с открытым носом.

Официантка, хотя и не очень красивая, устремляется к нашему столу, чтобы принять еще один заказ на напитки.

— J&B без всего, — опережаю я остальных.

Кортни просит шампанское со льдом, что в глубине души ужасает меня.

— Да, — спохватывается она, словно вспомнив что-то, — и можно дольку…

— Дольку чего? — не в силах сдержаться, раздраженно спрашиваю я. — Попробую угадать. Дыни? — И думаю: глупый ты сукин сын, Бэйтмен, почему ты не вернул эти чертовы кассеты.

— Вы имеете в виду лимон, мисс, — произносит официантка, награждая меня ледяным взглядом.

— Да, конечно, лимон, — говорит Кортни, похоже, погруженная в какие-то грезы. Приятные грезы, дающие забвение.

— А мне стаканчик… черт, наверное, «Акации» [12] , — заявляет Скотт, а потом обращается к столу. — Хочу ли я белое? Правда ли я хочу шардоне? Мы можем есть окуня и с каберне.

— Ну давай уж, — весело говорит Анна.

— Ну ладно, я буду… о-о-о… белое, совиньон, — говорит Скотт.

Официантка улыбается, она в замешательстве.

— Скотти, — взвизгивает Анна. — Белое совиньон?

— Шучу, — хихикает он. — Я буду шардоне. «Акацию».

— Ты совсем дурачок, — с облегчением смеется Анна. — Такой смешной.

— Я беру шардоне, — говорит Скотт официантке.

— Очень мило, — замечает Кортни, похлопывая Скотта по руке.

— А я… — Анна запинается. Наконец, она решилась: — Ох, ну просто диетическую колу…

Скотт поднимает глаза от кусочка кукурузной лепешки, который он макал в маленькую баночку оливкового масла. — Ты сегодня не пьешь?

— Нет, — омерзительно улыбаясь, отвечает Анна. Бог его знает, почему. Да и кого ебет? — Что-то не хочется.

— Даже стаканчик шардоне? — спрашивает Скотт. — Может, совиньон?

— У меня аэробика в девять, — пытаясь выкрутиться, растерянно говорит она. — Мне на самом деле не стоит пить.

— Ну, тогда и я не буду, — произносит Скотт разочарованно. — Мне к восьми в Хclusive.

— Никто не желает знать, где я не буду завтра в восемь? — спрашиваю я.

— Нет, милый. Я знаю, как ты любишь «Акацию». — Анна протягивает руку и пожимает руку Скотта.

— Нет, любимая. Мне хватит «Сан-Пеллегрино (San Pellegrino)», — Скотт указывает на бутылки с водой.

Я громко барабаню пальцами по столу, шепча про себя «блядь, блядь, блядь». У Кортни полузакрыты глаза, она глубоко дышит.

— Знаешь, я все-таки рискну, — наконец произносит Анна. — Я возьму диетическую колу с ромом.

Скотт вздыхает, потом улыбается. Он просто сияет.

— Отлично.

— Эта диетическая кола без кофеина, да? — спрашивает Анна официантку.

— Знаешь, — вмешиваюсь я. — Тебе лучше взять диетическую пепси. Она гораздо лучше.

— Правда? — спрашивает Анна. — А чем она лучше?

— Тебе лучше взять диетическую пепси вместо колы, — говорю я. — Она намного лучше. В ней больше пузырьков. У нее более чистый вкус. Она лучше смешивается с ромом и содержит меньше натрия.

Официантка, Скотт, Анна, даже Кортни — все смотрят на меня, словно я высказал дьявольское, апокалиптическое суждение, разрушил свято хранимый миф, нарушил торжественную присягу, и, кажется, весь «Шезлонг» внезапно затих. Вчера вечером я взял напрокат фильм под названием «В жопе у Лидии» и, приняв две таблетки гальциона [13] , потягивая диетическую пепси (кстати), смотрел, как Лидия (загорелая крашеная блондинка, с отличной фигурой, прекрасным задом и великолепными огромными сиськами), стоя на четвереньках, сосала огромный хуй. Вторая восхитительная блондинка с аккуратно подстриженными светлыми волосами на лобке встала на колени позади Лидии и вылизав ее зад и пизду, принялась вгонять в зад Лидии блестящий серебряный вибратор. Работая вибратором, она продолжала вылизывать пизду, а парень с огромным хуем кончил на лицо Лидии, пока она сосала его яйца. Потом Лидия задергалась, в неподдельном, довольно сильном оргазме, а вторая девушка переползла вперед и слизала сперму с лица Лидии, а потом дала ей обсосать вибратор. Во вторник вышел новый Стефан Бишоп, и вчера в Tower Records я купил его компакт-диск, кассету и пластинку, потому что хотел иметь все три формата.

— Послушай, — мой голос дрожит от переполняющих меня чувств, — бери, что хочешь, но я тебе советую диетическую пепси. — Я опускаю глаза, смотрю на свои колени, на голубую матерчатую салфетку, по канту которой вышито слово «Шезлонг». На мгновение мне кажется, что я сейчас расплачусь; у меня дергается подбородок, и трудно глотать.

Протянув руку, Кортни мягко касается моего запястья, проводит по Rolex.

— Все в порядке, Патрик. Честное слово.

Острая боль в области печени гасит бурю моих эмоций и я выпрямляюсь на стуле, напуганный и смущенный. Официантка уходит. Анна спрашивает, видели ли мы недавнюю выставку Дэвида Оника, и ко мне возвращается спокойствие.

Оказывается, на выставке мы не были. Мне не хочется по-хамски объявить о том, что у меня дома есть его картина, поэтому и я легонько пихаю Кортни ногой под столом. Это выводит ее из вызванного литиумом ступора, и она, как робот, говорит:

— А у Патрика есть Оника. Честное слово.

Довольно улыбаясь, я отпиваю J&B.

— Это просто фантастика, Патрик, — говорит Анна.

— Правда? Оника? — спрашивает Скотт. — Разве он не безумно дорогой?

— Ну, скажем так… — я отпиваю виски, внезапно смутившись: скажем… но что? — Пустяки.

Кортни вздыхает, ожидая еще один пинок.

— Та картина, что висит у Патрика, стоит двадцать тысяч долларов.

Похоже, ей безумно скучно, она отщипывает кусочек от пресной, теплой кукурузной лепешки.

Я награждаю ее ядовитым взглядом и стараюсь не зашипеть.

— Нет, Кортни, ну что ты. На самом деле — пятьдесят.

Она медленно поднимает глаза от кусочка кукурузной лепешки, который разминает в пальцах, и в ее взгляде, даже смягченном литиумом, сквозит такая злоба, что уже это автоматически унижает меня, но не настолько, чтобы сказать Скотту и Анне правду: Оника стоит всего двенадцать штук. Но ужасный взгляд Кортни — хотя я, возможно, излишне эмоционален; может быть, она с смотрит на узоры колонн, или на жалюзи, или на стоящие вдоль бара вазы Montigo с пурпурными тюльпанами, — ее взгляд пугает меня достаточно, чтобы оставить тему о покупке. Мне нетрудно понять, что означает ее взгляд. Он предупреждает: пни еще раз и поебаться не получишь, понял?