Книга Плюсик в карму. Книга четвертая, страница 63 – Елена Штефан

Все же столичный был отменным бойцом. Если бы не это удивительное состояние замедленности, Коста пропустил бы атаку. Как явно страдающий от сильной боли противник исхитрился выдернуть из песка свой меч и сильно ткнуть им в сторону Косты? Как⁈ Магия, оплетавшая клинок, собралась в сгусток и ринулась в атаку, подобно шаровой молнии. Коста не разгибая колен опрокинулся на спину, пропуская ком плазмы над собой. Щит частично прогорел, но справился. Потом публика будет спорить: что же все-таки произошло?

Тренировки с Павлом не прошли даром — Коста выметнулся прямо из положения лежа, немного помогая себе воздухом. А потом он промахнулся… и этот промах потряс всех! Если честно, в порыве гнева он пытался отрубить руку, держащую меч. Скрещенным ударом с двух рук. Но вместо обрубка руки на песок шлепнулся обрубок меча. Даже выдержанный лавэ Шенол выглянул из ложи, чтобы лучше видеть.

Ошарашенный столичный тупо пялился на пустую гарду в своей руке. Он с ужасом переводил взгляд то на Косту, то на меч-инвалид и понимал, что руку не потерял чудом. Да лучше бы потерял, чем утратить семейную реликвию — клинок-артефакт, в который силу вливали все маги его рода из поколение в поколение. А Костаулыбался совершенно неприлично — его водяные лезвия перерубили сталь! У него получилась эта шельмова молекулярная заточка, про которую как-то упоминала госпожа Ольга! Упоминала в ироничном контексте — прикалывалась над Пашкой, который все лелеял свой засапожник, но Косте запало в душу.

Публика ревела. Коста обернулся к королевской ложе, ожидая вердикта. И вердикт воспоследовал. Первый день соревнований закончился тремя победами Восточного корпуса из четырех.

Ольга стояла под обжигающими струями душа и тихо поругивала себя за беспечность. Забыла, что нужно переодется в мундир, поперлась в одном платье. Привыкла через подпространство прыгать, на Свапе-то не холодно. Миг и на месте. А на дворе то ли конец октября, то ли начало ноября по земным меркам. Это в мундире климат-контроль. На трибунах дамы кутались в стеганые пиджачки-болеро и утепленные пелерины. Впрочем, на соревнованиях было сносно — кипел в крови адреналин пополам с эндорфином, а ристалище и трибуны накрывал защитный купол.

Оля сделала воду еще горячее — живительные капли вымывали напряжение и ласкали усталое тело, не мешая ещё раз, но уже вдумчиво и без особых эмоций, переживать окончание трудного дня.

После финального выступления короля был трактир и путь до него. Оля зябла, но приходилось терпеть и держать фасон, пока возвращали на постой нгурулов и отбрехивались от приглашения на совместную попойку от коллег-соперников.

Пашка сразу сказал — не пойдет! Тихонько, только своим. Он тоже человек, и нервы на пределе: вобьет какому-нибудь поддатому пи… пардон, балаболу зубы в пищевод — расхлебывай потом неприятности. А то, что балабол найдется, не сомневался никто.

Даже первая тройка старших, имевшая среди столичных наездников приятелей, не возражала. Что-то изменилось в их отношении к землянам с того памятного пикника на озере. Даже не к землянам, а к понятию «свои», которое эти иномирцы проповедовали. Не словами проповедовали, а поступками. Потому оскорбления в сторону уютной и со всех сторон полезной госпожи Ольги им не понравились. А еще был лавэ Шенол, всегда безупречный и прохладно-отстраненный, который едва уловимо теплел, стоило неприметной, в общем-то, женщине появиться рядом. И было уже не так стремно попробовать отпроситься на пару часов, чтобы навестить родные кланы, проживающие в столице. И получить не только разрешение, но и пропуск на трибуны для всей семьи. На трибуны, куда пускали исключительно представителей родов первой волны переселения. Ну, изредка второй из самых заслуженных перед троном…