Книга Тайна проклятого дара, страница 96 – Наталья Русинова

Ярина высунула нос наружу и испуганно охнула, разглядев совсем близко верхушки высоченных сосен, протяни руку – и дёрнешь. И земли не видать из-под сплетшихся игольчатых ветвей, так высоко они забрались.

В здешнем коридоре было свежо и сухо, не то что внизу. Никаких факелов, пропахших смоляными тряпками и дымом. Только ароматы леса да полнотелых дождевых туч. И дверка впереди всего одна, резная и лёгкая, явно не из векового дуба. И много-много золотых пятен-зайчиков на полу – по количеству распахнутых окон.

И снова ковры повсюду, от вида которых Яринка невольно разинула рот, – это ж какую прорву деньжищ они стоили? Она смутно, но всё же представляла себе, сколько работы понадобилось заморским мастерицам, чтобы соткать подобное. Поди год, не меньше.

И цвета затейливые. Одного красного – всяческих видов: и как руда в жилах, и как маки в поле, и как подаренный Варьке платок с кистями, и как стылое рассветное небо в канун праздника Богоявления… Где подобную краску найти? У иноземцев, вестимо. В здешних краях такого не делают.

Один ковёр наверняка стоил не меньше их избы, причём со всей утварью. Другое дело, что покупателя в Лесистой Балке на эдакое диво бы не нашлось. Куда его? Любоваться разве что, иногда доставая из сундука. Да травами едкими пересыпать, чтобы бабочка-огнёвка не пожрала.

А здешний люд по нему вот так запросто – и грязными сапогами… Что легко досталось, цениться по-настоящему не будет, правильно старики говорят.

Задумавшись, Яринка пропустила, как дверца открылась словно сама по себе, беззвучно. И как кто-то так же бесшумно, будто и вовсе не касаясь пола, вышел на порог комнаты. И лишь потом повернула голову.

Она видела однажды на торжке в городище ярких иноземных птичек в клетках. Округлые и жёлто-красные, похожие на наливныеяблочки, они прыгали по жёрдочкам и щебетали так, будто не было на земле никакого горя, а сами они не томились в плену, пусть изобильном и удобном.

– Зачем им на волю? – даже удивился тогда торговец, горбоносый чернявый мужик. – Я их кормлю лучше, чем иной купец собственную жену с детьми! Полетать можно и в горнице, коли окна прикрыть. А выпорхнут наружу – их вороньё в два счёта до смерти забьёт и утащит.

Яринка, втайне желавшая, чтобы птички расправили наконец крылья и улетели в небеса, отошла тогда от его лотка очень задумчивая. И как бы ни старалась бабка разговорить её в тот день, ни словечка больше не проронила.

Женщина, стоявшая в дверном проёме, очень походила на одну из таких птичек. Одеяние пёстрое, аж в глазах рябило, сплошные ткани дорогущие да слоями! У них в деревне так Евлашка на посиделки наряжалась – две расшитые рубахи, нижняя и верхняя, юбки, венчик со стеклярусом да мелкими жемчужинками, сверху платок узорчатый, а на плечи шуба, подаренная отцом. Чтобы знали, как богата первая красавица Листвянки и как много приданого за ней дают.

Но на Евлашке смотрелись эти одеяния отвратительно, чего уж греха таить. В шубе со своим ростом и широким задом она походила на сторожевую башню около ворот. А эта стояла как боярыня, сложив ручки на груди – беленькие, гладкие, с нежными пальчиками, чуть пухловатые. Такие бывают от сытой жизни, без обжорства с утра до вечера, но всё равно полной достатка и праздной неги, когда всю работу по дому за тебя делают другие. Глаза синющие, косы чистое золото, вокруг головы колосками перевиты. Неужто каждое утро так плетётся? Это ж сколько времени надо… И юбка верхняя расшита золочёными кругляшами, так похожими на монеты.