Книга Золотая свирель. Том 2, страница 109 – Ярослава Кузнецова

Сознание мое развернулось, как веер, в одной плоскости сияло солнце, в другой царила тьма, в третьей вечер зажигал звезды, в четвертой кружились тени, где-то еще многомильная толща воды давила на плечи, а в другом месте ветер сдувал песок со старых развалин, и было еще что-то совсем непонятное, и еще что-то, где нельзя не то что жить, куда и смотреть нельзя…

Я очухалась на галерее, которая, оказывается, опоясывала зал сверху. Рядом со мной никого не наблюдалось, зато внизу вовсю продолжалось празднество.

Ирис и Том играли, ни на что не обращая внимания, к ним присоединились еще какие-то музыканты. Королева же, восседая на своем фонтане, приветливо кивала вновь прибывшей паре. Мужчина – высоченный, смуглый, черноволосый, в черных одеждах – преклонил колено перед своей владычицей. Я узнала его – Вран, волшебник, брат моего Ириса. Женщина рядом с ним, чуть приподняв подол алого платья, изящноприсела и поклонилась. Юная женщина с золотисто-оливковой кожей, с бархатными глазами лани, с локонами, отливающими павлиньим блеском.

Человеческая женщина, хотя очень, очень красивая.

Каланда Моран, в девичестве Аракарна.

280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)

Поет. Нет, правда поет. Ишь выводит! И чего затеял с утра пораньше?

Я разлепила глаза. Надо мной качался матерчатый потолок, подо мной поскрипывали колеса, сквозь раздвинутый полог было видно, как убегает назад дорога. В небесах сияло солнце, его пламенный глаз просвечивал даже сквозь два слоя вощеного тика. В фургоне было душно и жарко.

Ладно прибедняться, нормально ты поешь, не фальшиво. Только хрипишь немножко, и дыхалки тебе на рулады не хватает. Пара сырых яичек, кружка горячего вина… мням… что-то я есть хочу.

Я помотала головой. Проснись, Лесс, глаза продери. Ты слышишь, кто поет? Этот голос… откуда он тут взялся? Он меня разбудил, он мне спать не давал всю ночь. Вернее, все утро. Или сколько мы тряслись в этой повозке? Куда мы едем, холера меня побери?

Впереди, на выгоревшем тиковом пологе, маячили две тени – одна круглая, маленькая, в широченной шляпе, другая – тощая, ломкая, дерганая. На четвереньках я подобралась к передку, заглянула в щелку. Пеплов замусоленный затылок болтался прямо у меня перед носом, я хорошо рассмотрела измаранную пылью и ржой (под каким забором он валялся?) рубашку и потное пятно между лопаток. Рядом сидел возница, плотненький, плечистый, суконный котерон едва не лопался у него на спине, а новая соломенная шляпа пускала зайчики.

– Ла-ла-ла! – распевал Пепел, в такт прищелкивая пальцами – видно, для полноценной «сухой ветки» на узеньком передке не нашлось места.

– Экие у тебя, приятель, песни заумные, – хмыкнул возница. – Нам, серой кости, такие кренделя поперек мозгов, вроде все слова понятные, а о чем поешь – никак не уразумею.