Книга Золотая свирель. Том 1, страница 17 – Ярослава Кузнецова

Обрывки разговоров, позвякивание посуды, порой приглушенное пение или детское хныканье, перемешанные с шумом листвы, плели музыку печального праздника.

Склоненные лица, хлеб в руках, трепет маленького пламени. Сладковатыйзапах вина и ладана. «…грибочки в сметане, покойница очень любила…»; «…Шанечка, не спи, не спи, малая…»; «…деда, а мама нас видит?» Хотелось остановиться, слушать и смотреть, и наслаждаться этим странным томительным уютом.

Амаргин, грызя яблоко, равнодушно шагал мимо увитых ежевикой каменных чаш, стелл и плит. Я застревала чуть ли не у каждой. Дрожащего света иногда хватало, чтобы прочесть: «Возлюбленному супругу от скорбящей супруги и детей». «Блаженной памяти Рута Болана под камнем сим вкушает мир». «Здесь обрел покой благородный сэн Рудор Вепрь, сраженный благородным сэном Ламаленом Левобережным и сразивший оного тако же на поединке чести». «Здесь обрел покой благородный сэн Ламален Левобережный, сраженный благородным сэном Рудором Вепрем и сразивший оного тако же на поединке чести». Благородные сэны почивали в тишине, у них ни единого огонька не горело.

– Не зевай, – окликнул Амаргин. – И прибавь шагу. Темнеет.

Я нагнала его:

– Ты же сам сказал, самое время.

– Да, но мы можем не застать хозяина.

– Какого еще хозяина?

– К которому идем в гости. Ночь – его время.

Я немного озадачилась:

– Мы что, идем в гости к какому-нибудь мертвецу?

Тропинка стала круче, сузилась, мне опять пришлось отстать. Огоньки поредели и отдалились. Из оврага тянуло сыростью.

– Или к вампиру? Эй, Амаргин?

– Не говори глупостей.

– Не беги так быстро, здесь скользко!

– Осторожно.

Я с размаху ткнулась в Амаргинову спину. Мой лоб ощутил острый его позвоночник даже сквозь два слоя сукна.

– Осторожно, говорю. Здесь мост. Очень старый, в настиле полно дырок.

Ветхий мосточек соединял два крутых склона. Внизу бесшумно, словно змея, в осоке и череде ползла черная, подернутая вечерним туманом вода. Поломанные перила и изрешеченный прорехами настил были густо прошиты молодой ивой и ольхой.

Я старалась наступать туда же, куда и Амаргин. Мосток скрипел и раскачивался, но доверять перилам нельзя было даже в воображении. Последний раз по этому мосту ходили, вероятно, лет сто назад.

Еще несколько ярдов вверх по скользкому склону, под сомкнутые темные кроны, в сырое и мрачное царство крапивы. Когда склон немного выровнялся, я остановилась отдышаться. В сгущающихся сумерках тут и там что-то белело – кладбище продолжалось и по эту сторону реки. Однако здесь было темно и тихо – ни единого огонька, лишь гнилушкипросвечивали из травы.

Многие могильные камни покосились, некоторые упали, и все они были источены временем, изъедены сыростью, испятнаны лишайником. Я смахнула с ближайшего мелкий лесной мусор. Надпись удалось прочитать только вслепую, ощупывая пальцами рытвинки и трещины – «Рольм Барсук. Колль и Мирта Барсук».

– Это старое кладбище, – объяснил Амаргин. – Сейчас здесь не хоронят. Вон там, – он махнул рукой выше по склону, – была старая церковь, она сгорела лет сорок назад. Там вокруг могилы и склепы для благородных. А здесь лежит народ попроще. Пойдем, это уже рядом.

Мы свернули направо и двинулись вдоль ручья по еле заметной тропинке. Интересно, откуда тропинка, если здесь никто не ходит? Или она тоже пропадет, как те камни, стоит только Амаргину оставить меня одну?