Книга Брусничное солнце, страница 154 – Лизавета Мягчило

— Ты привел посмотреть меня на детскую потеху? — Удивленно изогнув бровь, Варя повернулась к Якову, тот нетерпеливо подтолкнул ее к вертепу.

— Давай, Брусничное солнце, будто под тебя сказка писана, ты только посмотри.

И Варвара увидела. Но сначала не сценку, по которой плясали маленькие куклы под громогласное улюлюканье. Нет, она увидела Якова. С покрасневшим от холода кончиком носа и горящими глазами. Ребенка, скрытого глубоко внутри, того самого, что не умел принимать тепло и ласку, неловко сторонился греющего дыхания в лодочку сложенных рук. Ершистого, неспособного принимать и отдающего грубо, настырно и нахраписто. Нетерпеливо метающегося горящим взглядом от нее к вертепу, потому что желание поглядеть на ее реакцию было слишком велико, почти терзало.

Она не смогла отказать себе в удовольствии нежно провести ладонью по щеке Якова. Зрачки колдуна расширились, он крупно вздрогнул, но от ледяных пальцев не отстранился, взгляд медленно опустился к ее губам, заставляя Варвару едва слышно судорожно вдохнуть.

— Прости, я…

Отдергивая руку, барыня неловко перевела взгляд на вертеп, не замечая, что Яков продолжает смотреть только на нее.

А там уже вовсю шло сражение:

Маленькая девочка защищала свою семью от страшного чудовища, меч в ее руках был деревянным, но алая ткань, развевающаяся вокруг, напоминала языки пламени, и зверь бросался из стороны в сторону, неспособный одержатьверх.

«Доколи я жива, и свет любви горит в моей груди, тебе сюда не подойти!»

Стенала и прижимала к груди сверток сидящая в углу мать, в иступленном рыдании вскакивала, но понимание, что дочери она не поможет, заставляли ее опускаться на тряпичные коленки вновь. Понимание или страх? Грудь Варвары сжала тревога.

Словно завороженная, она следила за меленькой героиней, защищающей остатки своей семьи вместо взрослых родителей. Чувствовала, как холодеют кончики пальцев, когда взвивались вверх красные платочки, опускались на короткую сценку и свисали вниз кровавыми разводами. Движения девочки становились медленнее, подламывались ножки, но в голосе звенела сталь, а в ужах Варвары набатом били два слова:

«Тебе не подойти, не подойти, не подойти…»

— Это ее последняя битва. Не выдержит… — Собственный голос хриплый, надломленный, как детская сказка могла обернуться для нее такой болью? Неужели Яков настолько жесток, чтобы ему подобное бессердечие нравилось?

— Порою вера и любовь творят чудеса, гляди.

Подломились ножки, девочка упала на колени и плашмя вперед, заверещали обступившие вертеп дети, истошно зарыдал стоящий неподалеку мальчик с пронзительно-голубыми глазами и светлой копной волос. Варвару это почти добило.

Хотелось вырвать из рук актеров игрушки, закричать, что подобное недопустимо, они ведь детей ломают, с хрустом обрывают крылья надежды и веры… Господи, в мире без этого столько жестокости… Умирающая малышка перевернулась на спину, голос актера все еще шептал заветное «не подойти», когда чудовище нависло сверху, раскрылась бездонная пасть. И малышка резким движением выбросила руку с оружием вперед, целя в его грудь.

Монстр пал быстро, его тело накрыли очередным алым платком, а Глинка неожиданно для себя шумно выдохнула, вытирая нервным движением скатившуюся по щеке слезу. Руки Якова обняли сзади, острый подбородок лег на макушку.