Книга Гротеск, страница 115 – Нацуо Кирино

Когда я поступила в университет Q. на экономический факультет, как и хотела, Кидзиму и Юрико исключили из школы. Так им и надо! На них настучала сестра Юрико, которая прямо-таки помешалась от ревности. Их обвинили в аморальном поведении. Юрико спала с мужчинами и брала с них деньги. Хороша школьница! И я думала, что мой отец прав. Кто настойчиво идет к своей цели, как я, непременно добьется большего, чем какая-нибудь пижонка, с которой носятся с самого рождения.

Однако, как ни странно, сейчас я иду тем же путем, который выбрала для себя Юрико. Днем в фирме, работаю, занимаюсь важными делами, а вечером делаю то же, что делала она. Днем была прилежной ученицей, ходила в спортивные секции, а по вечерам порхала с цветка на цветок. Интересно, как так получилось? Выходит, отец неправильно учил меня жить? Я посмотрела на его фотографию, стоявшую на крышке видавшего виды пианино. Эту же карточку мы выставили, когда он умер. В костюме с иголочки, он стоит в торжественной позе на фоне здания, где находилась его фирма. Отца я любила. Почему? Да потому что дороже меня у него никого не было. Он меня обожал; он, как никто другой, мог оценить мои способности и очень жалел, что я родилась не мальчиком.

— Ты самая умная в нашей семье.

— А мама?

— Мама, выйдя замуж, перестала учиться. Даже газет не читает, — прошептал мне на ухо отец, будто мы с ним заговорщики.

Было воскресенье, мать возилась в саду с цветами. Тогда я готовилась к экзаменам в школу высшей ступени.

— Ну ты скажешь! Как же не читает, когда читает?

— Только последние страницы про всякую ерунду — да телепрограмму. Экономика и политика ее не интересуют, она в этом совершенно не разбирается. Кадзуэ, ты должна устроиться в хорошую фирму. Там, в окружении умных мужчин, у тебя будет стимул для развития. Замуж выходить не обязательно. Живи здесь. Ты — светлая голова, многим парням можешь дать фору.

Я была уверена, что замужество и домашнее хозяйство делают женщину посмешищем, и не хотела, чтобы меня постигла такая участь. Уж если выходить, то за умного, такого, кто способен оценить мою голову. Но умные мужчины совсем не обязательно выбирают умных женщин. В то время я еще этого не понимала. Отношения у моих родителей были не очень, мне казалось, что вина здесь лежит на матери — она недостаточно умна и ничего не делает, чтобы подтянуться к отцовскому уровню. Мать относилась к отцу с уважением, показывала, что знает свое место, но в душе, на мой взгляд, ни во что его не ставила и считала деревенщиной.

— До того как мы поженились, отец даже сыра никогда не видел. Я поставила на завтрак сыр, а он его понюхал с серьезным видом и спрашивает: «Это что такое?» Я чуть не упала.

Мать смеялась, рассказывая об этом случае, но смех ее мешался с презрением. Она выросла в Токио, в Ёёги, в ее семье все были государственными чиновниками или адвокатами, отец же приехал из какого-то захолустного городишка в Вакаяме. Представьте, каких трудов ему стоило выбиться в люди и поступить в Тодай? После университета он устроился в фирму, стал работать в финансовом отделе. Каждый гордился своим: отец — тем, какой он умный и ученый, мать — своей семьей.

А я? Окончила университет Q., получила работу в аналитическом отделе крупной компании. Стройная, модная, не обделенная мужским вниманием. У меня есть все! Днем работаю в уважаемой фирме, на хорошем счету, вечером — на сексуальном фронте. Другое лицо, никому не известное. Супервумен, да и только! — подумала я, усмехаясь про себя.

— Кадзуэ! Что ты делаешь? — услышала я сердитый окрик матери.

Задумавшись, я не заметила, что пролила на себя кофе. На моей синтетической юбке расплывалось коричневое пятно. Мать бросила мне кухонное полотенце, я принялась тереть пятно, но сделала только хуже. Отложив полотенце, развернула газету.

— Не хочешь переодеться? — не глядя на меня, спросила мать и стала убирала со стола посуду после сестры. Она всегда готовит ей завтрак: тосты, яичницу и кофе. Сестра уже убежала — у нее смена на фабрике. У меня график гибкий, работа в основном с полдесятого до полпятого. Раньше половины девятого можно не выходить.

— Не буду. На синем не видно.

Послышался нарочито громкий вздох. Я подняла голову:

— Что?

— Мне кажется, тебе надо больше обращать на себя внимания. Все время ходишь в одном и том же.

Я вспыхнула:

— Это мое дело. Оставь меня в покое.

Но мать не успокоилась и, помолчав немного, продолжала:

— Я не хотела об этом говорить, но, видно, придется. В последнее время ты поздно приходишь домой. Что это такое? Никогда так не красилась, похудела, не ешь ничего.

— Ем.

Я с хрустом разгрызла таблетку «джимнемы», запила кофе. «Джимнема» — средство для похудения. В последнее время его многие пьют. Говорят, растительные вещества, которые в него входят, расщепляют лишний жир. Я покупаю таблетки в ночном магазине, они у меня вместо завтрака.

— Это же лекарство! Как же без еды? Заболеешь.

— А заболею — денег приносить не стану, да? — уколола ее я.

В ответ мать снова тяжело вздохнула. Она все больше походила на старуху. От нее и пахло старухой. Редкие волосы, лицо с широко расставленными глазами, как у камбалы.

— Ты превратилась в чудовище. Мне жутко.

Я продолжала читать газету, стараясь не обращать внимания на мать. Мне через десять минут на работу. Почему я должна слушать весь этот бред? Какой толк, какая польза? Я вдруг поняла, что мать мне не нужна. Я подняла на нее взгляд:

— Отчего тебе жутко?

Она вынула из газеты рекламный листок, разрезала ножницами пополам и положила рядом с телефоном — вдруг что-нибудь придется записать. Вот до чего доводит скупость. Столько лет экономила, экономила — и вот результат. Не стало отца, приносившего в дом деньги, — и мать, так гордившаяся раньше своим происхождением, сделалась ужасной скрягой.

— Чем это я чудовище?

— Чем ты занимаешься по вечерам? Я с ума схожу. Об этом даже думать не хочется. Откуда это? — Мать показала на синяки у меня на запястьях. — С тобой происходит что-то ужасное.

— Все! Я пошла.

Я посмотрела на часы и поднялась со стула, хлопнув газетой по столу. Мать закрыла руками уши. Я вышла из себя:

— Не нравится?! Ничего, потерпишь! На мои деньги живешь — никуда не денешься.

— Как это — «никуда не денешься»?

— А так! Я буду делать что хочу, а ты будешь молчать.

Выплеснула злость на мать — и сразу полегчало. Когда меня приняли в ту же фирму, где работал отец, я очень гордилась, что могу содержать мать и сестру. Теперь же они для меня — обуза. С отцом случился удар, когда он был в ванной. Оказали бы ему вовремя помощь, может, и спасли бы. Почему мать этого не сделала? Она же была дома. Зачем так рано ушла спать? Это она виновата в смерти отца.