
Онлайн книга «Исчезнуть не простившись»
— Телескоп помогает ей успокоиться, к тому же через него она рассматривает звезды и планеты. И соседей, как я догадываюсь, — улыбнулся я. — А как насчет общего уровня ее тревоги? На ваш взгляд, он вырос или, наоборот, понизился? — Понизился, — сказал я. — Все тот же, — одновременно со мной произнесла Синтия. Брови доктора Кинзлер слегка приподнялись. Я ненавидел, когда она так делала. — Думаю, Грейс все еще тревожится, — взглянула на меня Синтия. — Порой она очень уязвимая. Доктор Кинзлер задумчиво кивнула. Потом спросила, глядя на Синтию: — Как вы считаете, в чем причина? Синтия дурой не была. Хорошо понимала, куда клонит доктор — проходила все это раньше. — Вы полагаете, из-за меня? Плечи Наоми Кинзлер слегка приподнялись. — А вы как думаете? — Стараюсь не волноваться в ее присутствии, — сказала Синтия. — Мы не говорим об этом при ней. Наверное, я издал какой-то звук, фыркнул или хрюкнул, короче, привлек их внимание. — Да? — повернулась ко мне доктор Кинзлер. — Она знает, — сказал я. — Грейс знает много больше, чем показывает. Она видела шоу. — Что? — удивилась Синтия. — Она видела его в доме у подруги. — Какой подруги? — возмутилась Синтия. — Я хочу знать имя. — Не представляю. И не думаю, что стоит выколачивать это имя из Грейс. — Я взглянул на доктора Кинзлер. — Это я просто неудачно выразился. Доктор кивнула. Синтия закусила нижнюю губу. — Она еще не готова. Ей не нужно знать все это обо мне. Не сейчас. Ее надо защитить. — Это как раз самое трудное, что необходимо понять родителям, — заметила доктор Кинзлер. — Вы не можете защитить своих детей от всего. Синтия немного подумала, потом сказала: — Мне позвонили. Она поведала доктору Кинзлер подробности слово в слово. Та задала несколько вопросов, сходных с моими. Узнала ли она голос? Раньше он не звонил? И так далее. Затем спросила: — Как вы думаете, что он имел в виду, говоря, будто ваша семья вас прощает? — Это ничего не значит, — вмешался я. — Позвонил какой-то псих. Доктор Кинзлер одарила меня взглядом, означающим только одно: «Заткнитесь». — Я об этом все время думаю, — призналась Синтия. — За что они меня прощают, как он сказал? За то, что не разыскала их? Не постаралась узнать, что с ними произошло? — Вряд ли можно от вас это требовать, — сказала доктор. — Вы же были ребенком. Четырнадцать все еще детство. — А потом я подумала: вдруг они считают меня виноватой в том, что это вообще случилось? И уехали из-за меня? Что такого я могла сделать, чтобы заставить их уехать среди ночи? — Вы все еще отчасти считаете себя ответственной, — заметила доктор Кинзлер. — Послушайте, — заторопился я, опережая Синтию, — это звонил какой-то урод. Ведь шоу видели самые разные люди. Ничего удивительного, что появилось несколько психопатов. Доктор Кинзлер тихо вздохнула и посмотрела на меня: — Терри, возможно, будет лучше, если мы с Синтией немного поговорим один на один. — Нет, все в порядке, — вмешалась Синтия. — Не надо ему уходить. — Терри, — произнесла доктор с таким терпением, что я сразу понял, насколько она рассержена. — Разумеется, это мог быть какой-то псих. Но его слова все равно возродили в Синтии определенные чувства, и если мы поймем ее реакцию на эти чувства, то скорее во всем разберемся. — В чем конкретно нам требуется разобраться? — поинтересовался я. Не собирался спорить, просто действительно хотел знать. — Я не пытаюсь мешать, но, видимо, в какой-то момент потерял ощущение цели. — Наша задача помочь Синтии справиться с травматическим воздействием на ее жизнь того случая из прошлого, отголоски которого чувствуются по сей день, причем не только ради нее, но и ради ваших взаимоотношений. — О наших взаимоотношениях не волнуйтесь, — сказал я. — Он иногда мне не верит, — выпалила Синтия. — Что? — Ты иногда мне не веришь, — повторила она. — Я чувствую. Например, когда я рассказала тебе о коричневой машине. Ты решил, будто я все придумала. И сегодня, когда этот тип позвонил, а ты не мог найти следов звонка в аппарате и засомневался, был ли действительно этот звонок. — Я никогда ничего подобного не говорил. — Я посмотрел на доктора Кинзлер, как будто она была судьей, а я обвиняемым, жаждущим доказать свою невиновность. — Это неправда. Я никогда ничего похожего не говорил. — Но я знаю, что ты так думал. — В голосе Синтии не было злости. Она протянула руку и коснулась моего плеча. — И если честно, то не очень тебя виню. Я знаю, какой была. Знаю, как трудно со мной жить. И не только эти последние месяцы, но все время нашего брака. Это всегда над нами висело. Я пыталась отодвинуть эти мысли, спрятать в дальний ящик, но то и дело случайно открывала крышку, и все снова на меня наваливалось. Когда мы встретились… — Синтия, ты не должна… — Когда мы встретились, я понимала, что, сблизившись с тобой, передам тебе часть боли, которую испытывала, но поступила как эгоистка. Мне так хотелось разделить твою любовь, даже если это означало, что тебе придется разделить мою боль. — Синтия. — Но ты был таким терпеливым, правда. И я люблю тебя за это. Ты был самым терпеливым мужчиной в мире. На твоем месте я бы быстро от меня устала. Хватит, сколько можно, так ведь? Все случилось слишком давно. Как Пэм говорит. Хватит уже, твою мать. — Я никогда ничего такого не скажу. Доктор Кинзлер наблюдала за нами. — Ну тогда я сама себе это говорила, — заявила Синтия. — Сотни раз. И мне хотелось бы забыть. Но иногда, и я знаю, что это покажется безумием… Мы с доктором Кинзлер сидели очень тихо. — Иногда мне кажется, что я их слышу. Слышу, как они разговаривают, моя мама, брат, папа. Как будто находятся здесь, в одной комнате со мной. Просто разговаривают. Доктор Кинзлер заговорила первой: — Вы им отвечаете? — Наверное, — сказала Синтия. — Когда это происходит, вы дремлете? Синтия призадумалась. — Скорее всего. В смысле — вот сейчас я их не слышу. — Она печально улыбнулась. — Я не слышала их в машине, когда сюда ехала. Я внутренне с облегчением вздохнул. — Так что, скорее, это происходит во сне или в дреме. Но мне кажется, будто они вокруг меня и пытаются поговорить со мной. |