Книга Отпускай, страница 215 – Ольга Сурмина

Почему-то впервые за долгие дни его захотелось обнять. Обнять, тяжело вздохнуть, сказать, что ему не обязательно быть самым ответственным, самым умным и самым сильным. Любовь может рухнуть не оттого, что Нейт где-то будет болеть, или не выглядеть архитипически сильным, как каменный голем. Она может рухнуть от предательства. Неуважения, высокомерия, причиненной боли. Сейчас, после всей этой истории про операцию, сестру и плотину его хотелось обнять. Вздохнуть, и сказать: «ну и дурак, что не рассказал, я бы просто тебя поддержала».

Обнять, но… не более того. Словно в тот момент, когда Фастер впервые услышала стоны за стеной, внутри появился какой-то блок. Сложилось впечатление, что она на самом деле трогает брата, или любого другого близкого родственника, но никак не любимого мужчину. Нейт просто старый друг, который прошел через многое, которого хотелось немного погладить, и уверить, что все в жизни у него теперь будет просто превосходно.

Наверное.

Горячие руки скользили по хрупкому телу сквозь ночную сорочку. Слегка его сжимали, массировали, разминали. Иногда пальцы задевали соски даже через ткань, отчего Эмма ежилась и отстранялась.

«Я люблю тебя» — дыхание по-прежнему обжигало ухо, шею. «Останься со мной сегодня».

Это больше не было пародией на одернутое изнасилование. Нейт просто просил, все еще трогал губами кожу, и даже не настаивал на отношениях, во всяком случае, сейчас. Он просто хотел близости. На любых условиях, даже если бы его использовали и оттолкнули. Это все равно лучше, чем фантазия. Он запомнит чувства в мельчайших деталях. Ощущение, вкус, запах. Прикосновения. Запомнит, как она стонет, извивается, и не важно, на его члене или под языком. Хотелось схватить за бедра, притянуть к себе, потереться. Эмма… не тот человек, который оценит его давление, необузданное желание. Скорее, её это испугает, оттолкнет. Она просто хотела любви к себе. Ласки, нежности, искренних чувств. Комплиментов и признаний, и Штайнеру казалось, он мог это дать. С лихвой. Просто приходилось бы напрягаться, чтобы держать над собой контроль, чтобы нескатываться в слепые животные фрикции.

Он был готов быть хорошим. Самым лучшим. Не оттого, что нужно было заботиться, как раньше, а потому что мечтал увидеть желание любимого человека. Удовольствие, которое бы потом вспоминал, лежа в одинокой спальне.

У него не было ничего, кроме воспоминаний. И даже воспоминаний, током, не было.

— Нейт, я не буду. — Послышался глухой голос в узкой швейной. — Не надо.

— Это просто одна ночь. — Пальцы все сильнее сжимали ночную сорочку. — Ты не пожалеешь.

— Нет. — Звенело в темноте. — Я правда не хочу с тобой спать. Не мучай меня.

Штайнер вытаращил глаза и резко убрал руки. «Не мучай»? То есть для неё сидеть в объятиях с ним — мучение? Он стал настолько отвратителен?

— Ты не представляешь, что я чувствую. — Хрипло отозвался мужчина, медленно перекладывая Фастер на постель. Словно тень, он встал. Поправил одеяло и шторы. — Если что-то будет нужно, зови. — Нейт тихо вышел из комнаты, щелкнула закрывшаяся дверь.

Темнота. В узком коридоре привычная темнота, в которой Штайнер чувствовал себя на своем месте. Сердце болезненно сжималось, а надежду сменяла пустота.

Что будет, если ничего не изменится? Если она так и будет отталкивать, отказываться от еды, просить уйти? Смотреть на него, как на холодное и склизкое нечто, которое не заслуживало ни симпатии, ни понимания, ни уж тем более любви. Заслуживало только жалости в своем помешательстве, тяжелого вздоха и тошнотворного сочувствия.