Книга Отпускай, страница 77 – Ольга Сурмина

— Нейт, поздно. Я очень устала после зала, нужно спать. Дай мне, пожалуйста,ключ от комнаты. — Ком все разрастался. Говорить становилось тяжело.

— Тогда я подойду. — Он медленно поднялся. Высокий силуэт не давал разглядеть все тот же случайный из окна, и Фастер как ни старалась, не могла понять, что сейчас на лице у мужчины.

Штайнер надвигался. Подходил все ближе, и девушка чувствовала, как вздрагивал уголок рта. Как бегали по полу глаза, а на лбу выступал холодный пот. Хотелось зажмуриться, однако, откуда такой внезапный страх, Эмма не могла объяснить. Наверно он возник… потому что Нейт не ответил ни на один вопрос. Говорил странными, отстраненными фразами, словно не слышал. Словно… однажды, когда умер образ старого Нейта в её голове, он возродился зомби. Зомби: остаточный образ, сшитый из обрывков разных ассоциаций. Больных, пугающих. Сшитый из кошмарных снов, из мерзких наставлений и улыбок. Из высоких темных силуэтов на фоне тусклого света.

Он медленно потянул вперед ладони. Эмма вздрогнула, когда почувствовала на плечах чужие горячие руки, когда их пальцы впились в кожу. В тот же миг все посинело перед глазами, задрожали губы. Мужчина сгреб её в кучу, и прижал к себе.

— Вот видишь? Я не страшный. — Штайнер жестом опустил её голову себе на грудь.

Она медленно выдохнула. Взгляд становился пустым.

На брата опять что-то нашло.

— Эмма. — Тихо, и как-то странно сказал он.

— Нейт. — Фастер сжала зубы. — Скажи, ты… тебе плохо? Что случилось? Почему ты запер все двери на этаже?

— Чтобы ты зашла сюда, конечно. — Мужчина наклонил голову.

— Могли бы поговорить в комнате. — Она прикрыла глаза. — Что с тобой происходит?

— Если бы я знал. — Как-то странно сказал он. — Нет, вернее… я догадываюсь, но когда думаю об этом, то мне кажется, что я сошел с ума. А ты что скажешь? Как думаешь, я сошел с ума? — Казалось, в голосе читалась обреченная улыбка.

— Ты странно себя ведешь. — Фастер кивнул сама себе. Страх постепенно проходил. — Стресс, наверно.

— Вот я тоже так говорил себе. — Он склонил голову так низко, что пряди его волос легко касались её ключиц. — И когда я думаю о том… от чего мне могло бы стать легче, становится жутко от собственных мыслей. Может, меня есть смысл бояться?

— А от чего… тебе становится легче? — Эмма с подозрением подняла взгляд, и попыталась отойти, но мешали чужие руки.

— Я ищуутешение в сексе. — Вдруг сказал Штайнер, и хватка усиливалась. — Но это не то. Не так. Что такое «то»? Кажется, я начинаю понимать.

— Нейт. — Девушка, все же, попыталась отойти. — Не ко мне с этим. Обсуди это с Белитой. И… прошу, очень, не втягивай меня в это. Не знаю… сходите к психологу. Не знаю. Но это правда не со мной нужно обсуждать. А… а где она?

— Эмма. Ты — женщина. — Как-то странно пробормотал молодой человек.

— Логично. — Фастер с возмущенным шоком вскинула брови. — Но это не значит, что я стану обсуждать с тобой…

— Не надо ничего обсуждать. Я вообще не собирался говорить о Бел. — Резко оборвал Нейт. — Ты совсем не понимаешь, почему я сказал это. Ты — женщина. Мне… довольно сложно было осознать это. Для меня ты всегда была родной, маленькой. — Он сильнее прижал тело в холодном сарафане к себе. — Помнишь, как мы играли в мячик во дворе? Я учил тебя его ловить. Тебе лет семь, наверное, было… Я стелил тебе вещи на лавку, чтобы ноги не мерзли, и мы играли. А помнишь… я нес тебя шесть километров на спине до больницы, потому что скорая не приехала? Ты не представляешь, как я за тебя волновался тогда. У тебя жар, скорой нет, и никто отвезти не мог. Или не хотел, я не помню. Я… я так переживал, ты бы знала. Сидел потом в приемной до ночи, когда тебя унесли, пока нас искали всем детским домом. Эмма. — Тихо говорил мужчина. — Эмма, ты любишь меня?