Онлайн книга «Смерть как сон»
– Твоя взяла… – шепнула я. – Ты готова? – Да, только не торопись. Он медленно вошел в меня, крепко обхватив руками за талию, и я задохнулась. Выждав паузу, Джон начал движение. Сначала медленно, потом все быстрее и глубже. Он окружил меня собой, своим запахом, тяжестью своего тела. В последний раз полноценный секс был у меня почти год назад, и сейчас я чувствовала себя человеком, который впервые после долгих месяцев комы начал постепенно приходить в себя, самостоятельно дышать, узнавать окружающих… Жажда принадлежать и обладать, ощущение своей хрупкости и невиданной силы – все это подарили мне объятия его сильных рук и напор, мощный, неостановимый, вытеснивший из головы все мысли, кроме одной: это Джон, он со мной, он во мне… И все же я видела, как он сдерживается. Боится придавить меня своей тяжестью. И, задыхаясь, проговорила: – Я не китайская ваза, Джон… – Я знаю… – Ты вспомнил, что я рассказала Талии. Не думай об этом! Он замер и, отдышавшись, произнес: – Ты сама сказала, что такое не забывается. – Я все помню, но не позволю этому взять власть надо мной. Никогда. Не бойся. – Я не боюсь за себя. Я боюсь за тебя. Ты как бабочка в моих руках. Страшно даже дохнуть. – Ах вот ты как! Я обхватила его руками за бедра и с силой притянула к себе. Раз он боится, я сделаю это за него! – А Ленц рассказывал тебе о моем романе с учителем? – Нет. Но я просматривал его записи и кое-что там видел. – Ленц давал тебе читать свои записи? – Они были доступны, лежали на столе у Боулса. Я глянул, как и все. – Любишь совать нос в чужие дела? – Я следователь ФБР, это моя работа. – И что ты там вычитал? – Если поступки человека никому не приносят вреда, он вправе так поступать. – Отлично. Так вот знай – я его любила! – В таком случае мне жаль, что все это так закончилось. Как ни смешно, но мы разговаривали и одновременно занимались любовью, все наращивая и наращивая – по моей инициативе – темп. – А знаешь, что меня больше всего привлекало в тех отношениях? – Не знаю! Что? – Наутро я шла в школу и вместе со всеми слушала его уроки. И все слушали. Но для них он был учитель, а для меня – мой мужчина! Я сидела за партой, храня его запах, и мое тело еще помнило его ласки. Я сидела и знала, что принадлежу ему. – Это не ты говоришь. Чтобы военный фотограф Джордан Гласс кому-то принадлежала?.. – Ты хорошо меня изучил. Да, я независима и всегда гордилась этим. Но знаешь, что я тебе сейчас скажу? – Что ты мне сейчас скажешь? – Тогда я хотела принадлежать ему. А теперь знаешь что? – Что, черт возьми?! – А теперь я хочу принадлежать тебе! Хочу носить на себе твой запах, хочу, чтобы мое тело помнило твои ласки! – Джордан… – Я хочу, чтобы ты сделал меня своей, как тигр, который помечает территорию, а потом покрывает на ней свою самку! – О, Джордан… Своей цели я достигла. Он сорвался и забыл о том, что я бабочка. Сразу и начисто. Взревев, прижал меня к себе так, что у меня перехватило дыхание. Я поймала взгляд его широко раскрытых глаз. В ту секунду, когда его наслаждение достигло пика, он отчаянно пытался объять меня взглядом и постичь мою сущность. Глупый… Во мне надо копаться годами, чтобы понять хоть что-то. – Теперь ты знаешь? – лихорадочно, срывающимся голосом шептала я. – Ты понял меня так, как я понимаю тебя? Я давно большая девочка, Джон! И делай со мной что хочешь! Джон врезался в меня, словно линкор на боевом ходу. Он позабыл и обо мне, и о своей ноге и подчинялся сейчас только физиологическому инстинкту. Я и не представляла, что в меня можно войти так глубоко и полно… Настольная лампа, спокойно стоявшая до этого в метре от нас, рухнула на пол. Плевать! Я вцепилась руками в матрас, и в следующее мгновение развязка пришла к нам обоим. Это было потрясение такой силы, что после него, казалось, человек не способен остаться в живых. Но на самом деле он просто рождается заново. – Господи, Джордан… – Да, вот именно. – Ты волшебница… – Не преувеличивай. – Тебе понравилось? – Точно так же, как и тебе. Думаешь, я всех мальчиков удостаиваю подобным обхождением? – Не знаю. – Теперь знаешь – никого кроме! Он улыбнулся: – Я люблю тебя, Джордан. – А, не придумывай! Просто у тебя шок. – Наверное, это шок. Такого я не испытывал с тех самых пор… – С каких же, интересно? Он как-то растерянно заморгал. – Со времен Вьетнама. Я вдруг протрезвела. – Ты спал с вьетнамскими женщинами? – Все с ними спали. – И как они? Красивые? – Не все. – Они какие-то особенные? – Что ты имеешь в виду? В постели? – Да, но не только. Не знаю… Помнишь, что говорил о них де Бек? Помнишь эту его Ли? Ты влюблялся в таких, как она? Он смотрел в потолок, но видел там явно больше, чем я. – Многие влюблялись. А здесь принято находить этому слишком простые объяснения. Мол, все происходило потому, что там не было других женщин. Или местные были доступнее. На самом деле это не так. Я не говорю о городских девушках, которые дневали и ночевали в барах Сайгона. С ними все понятно. Я говорю о других, не успевших вкусить плодов западной цивилизации. В них не было ничего искусственного. Они были в чем-то гораздо целомудренней американок. И в то же время гораздо более открытыми. Тут не захочешь, а влюбишься. Я знал одного парня, который ради такой вот девушки дезертировал из армии. – И со мной ты почувствовал то же, что и с ними? – Нет, с тобой все иначе. – Он коснулся моей щеки. – Ты вспомнила об отце? – Да… – И думаешь, он мог бросить тебя ради… – Нет! То есть… я не знаю… наверное, мог… – Но я не твой отец, Джордан. – Я знаю. Ты похож на тех, кого он фотографировал. – В каком смысле? На потолке в углу виднелся резко контрастирующий с окружающей стерильностью потек. Выходит, крыша тоже «выставочная». Вот тебе и идеальный дом. – Отец работал себе и работал. Многие его знали, но мало кто видел. Если так можно выразиться, он был гораздо менее реален, чем те, кого он фотографировал. А он умел передавать на снимке краски жизни. Говорят, что и мне это удается. Мы с отцом рассказываем всему миру о живых людях, о которых мир ничего не узнал бы без нашей помощи. Я подчеркиваю – о живых. Наши снимки не дарят и никогда не дарили этим людям вечность, как любят говорить критики. Солдаты сами делают то, что дарит им вечность в человеческой памяти. Они делали эти двадцать лет назад, когда среди них находился мой отец. И десять и пять лет назад, когда среди них находилась я. Боюсь, Джон, что где-то они делают это и сейчас. Только не думай, что я сумасшедшая. |