Книга Бессердечный охотник, страница 156 – Кристен Чиккарелли

– Невозможно отказаться от того, что навеки в твоем сердце, – произнес в ответ Алекс. Его глаза по-прежнему горели. Он склонился и прижался щекой к виску Руны.

Больше он ничего не успел сказать и сделать. Гидеон увлек его в сторону.

– Довольно.

Руна скользнула взглядом по куртке капитана Кровавой гвардии. Алая ткань промокла насквозь и казалась почти черной.

Гидеон казался ей высеченным из камня. Холодный и непоколебимый, как скала.

– Пора, – сказал он и повернулся к платформе для очистки.

Чтобы подняться наверх, были предусмотрены две лестницы. Руна увидела, что с другой стороны ведут еще кого-то. Женщину, похожую на птицу, с буйными кудрями.

Серафина. На ней были такие же железные кандалы.

Руна сказала себе, что обязана справиться со страхом.

Я всегда знала, что закончу жизнь именно так. Я отправила на чистку бабушку и должна принять такую же участь.

Ошибочно было думать, что ей удастся сбежать с Алексом. Только глупцы верят в счастливый конец.

Гидеон вел ее на эшафот, а она думала, не странно ли, что это делает именно он. Она два года жила с ненавистью к этому человеку – пожалуй, логично было испытывать те же чувства и сейчас.

Но ничего подобного она не испытывала.

Ей известно, что ведьмы сделали с его семьей, что ему самому пришлось вынести из-за королевы-ведьмы. Она, как и ведьма до нее, использовала Гидеона.А потом обманула и предала. У него есть все основания верить, что ведьмы одинаковые: ужасно жестокие и невероятно злые.

Можно ли его за это ненавидеть?

Его рука лежала на ее спине. Даже в гневе он обращался с ней нежно. Стойкому Гидеону, усердно исполняющему долг и решительно следующему своим принципам, оказались не чужды сомнения и колебания. Она ощутила это в одном прикосновении.

Руна вспомнила последние слова бабушки, сказанные перед тем, как ей перерезали горло. «Я люблю тебя», – прошептала она тогда, найдя взглядом Руну в толпе.

Руна сглотнула ком, посмотрела на стоявшего рядом Гидеона и подумала:

«Я прощаю тебя». Возможно, это глупо и совсем не важно, раз конец так близок.

Внезапно она ощутила, что в душе происходит нечто странное. Прощение облегчило и ее боль, появившуюся после того, как она предала бабушку.

То, что было ей так необходимо, все время находилось внутри.

Гидеон даже не взглянул на Руну, когда передавал ее четырем солдатам Кровавой гвардии. Им предстояло заковать ее ноги в кандалы с цепями. Эти цепи вздернут ее, а потом наступит конец. Убрав ладонь с ее спины, он развернулся, собираясь уходить.

– Гидеон!

Он вздрогнул, но остановился, хотя и не оглянулся.

– Мне жаль, – тихо произнесла Руна. – Жаль, что все так получилось.

Он все же повернулся и посмотрел на нее. Выражение безграничной боли на лице заставило ее вздрогнуть. Оно ранило сильнее острого ножа.

Сквозь сильный шум дождя она услышала тихое:

– Мне тоже.

Он ушел, когда ледяное железо сжало ее лодыжки и щелкнули замки.

Серафина и Руна стояли рядом. Механизм пришел в движение, укорачивая цепи. Их скоро подвесят вверх ногами, и нож для чистки полоснет по горлу.

Серафина прищурилась, темные глаза были обращены теперь к Руне:

– Зачем ты донесла на Кестрел?

Слеза от осознания происходящего стекла на щеку.

– На нас все равно бы донесли, и Кровавая гвардия казнила бы обеих. Бабушку – за то, что она ведьма, меня – за то, что я ее покрывала. Она сказала, если я люблю ее, то должна пойти на это предательство. Сказала, что не сможет видеть, как я умираю.