Книга Безжалостные клятвы, страница 148 – Ребекка Росс

Дакр продолжал, не подозревая о мыслях, которые теснились в голове Айрис:

– Нас не заботит род человеческий помимо того, что вы можете сделать для нас – служить нам или умирать славной смертью. Развлекать нас вашими дурацкими песнями и поделками или греть нашу постель, если мы того пожелаем. И как показала мне война… вы жаждете поклоняться чему-то более великому, чем вы сами, и умирать за это, если придется. Вы хрупкие и в то же время живучие. Вы продолжаете надеяться, даже когда надеяться больше не на что.

Он помолчал, глядя в лицо Айрис. У нее голова шла кругом, и он наслаждался растерянным блеском в ее глазах.

– Но, самое главное, вы сражаетесь за трусливую богиню. Она прячется на видном месте. Даже если война охватит улицы Оута, она останется в тени. Она никогда не предложитпомощь и с радостью позволит вам умирать вместо нее. Предпочтешь ли ты писать для нее, богини, которая с помощью своей магии заманила меня сюда, сея при этом разрушения по всей вашей стране, или же писать для меня, для того, кто идет плечом к плечу с вами? Кто показал вам, что да, бог может быть жестоким, но также и милосердным?

Айрис отвела взгляд. В костях гудело, сердце захлестывали сомнения.

Она вспомнила прошлую ночь. Энва была с ней так добра и ласкова. Она помогла, дала убежище, поделилась своими знаниями как хлебными крошками, чтобы поддержать в грядущем. Но при этом Энва оставалась богиней. Она – не человек и не понимает в полной мере, что значит быть смертной.

– Я никогда не была набожной, – сказала Айрис, снова встречая взгляд Дакра. – Я пишу только для себя и ни для кого другого.

– Одинокая гора, которую можно покорить, – ответил Дакр с легкой насмешкой.

– В самом деле? Вы говорите, что я ничего не знаю о богах, но, сэр, я сомневаюсь, что вы тоже в полной мере понимаете нас, даже после того, как провели среди нас столько времени.

– Не надо бросать мне вызов, Айрис. Если только не уверена, что сможешь победить.

От этого предостережения она похолодела.

– Роман? – Дакр перевел взгляд на него. – Принесешь Айрис пишущую машинку?

Айрис сглотнула, почувствовав, что Роман подошел ближе. Она уловила запах его одеколона, и ей захотелось плакать и вспоминать те прежние дни, когда они затевали перепалки и перехватывали задания. Вспомнить, какими юными они казались тогда, и осознать, где они находились сейчас.

Китт отставил в сторону ее чашку бледной, изящной рукой. Рукой, которая прикасалась к ней, исследуя все ее линии и изгибы. Кончиками пальцев, которые когда-то трогали ее губы. Потом он принес пишущую машинку и бережно поставил перед ней. «Третью Алуэтту».

Айрис рассматривала ее, моргая, чтобы сдержать слезы. Сколько слов напечатала она на этой машинке, верной спутнице одиноких ночей? Сколько своих идей воплотила в вечные чернила на бумаге? Сколько стихов и писем напечатала на ней бабушка задолго до рождения Айрис? Сколько часов машинка утешала Романа, служа ему якорем в самые мрачные дни его плена?

Неизмеримо. Бесконечно. Магия никуда не делась и взывала к ней.

Тем не менее Айрис не прикасалась к клавишам.

Дакр ждал, глядя на нее. Его терпение было подобно ломкому весеннему льду. На его лице промелькнуло мрачное выражение.

– Роман, бумагу!

Айрис закусила губу, когда Китт послушно взял чистый лист. Ему пришлось стоять за ее спиной и наклониться над ее плечом, чтобы заправить бумагу в машинку. Она чувствовала тепло его тела, его дыхание на своих волосах. Роман старался не прикасаться к ней, даже когда убрал руки и выпрямился. Он был осмотрителен, как будто знал свои и ее пределы.