
Онлайн книга «Зона теней»
Алекс посмотрела на него с беспокойством: – С тобой все в порядке? Он промолчал. – Ты как будто взволнован. – У тебя давно эта сырость в туалете? – Сырость? Какая сырость? – Обои просто пропитаны влагой, они отклеиваются от стены. Он увидел, что Алекс нахмурилась. – Не может быть. Дом сух, как старая кость. – Может быть, где-то протекает труба? – Утром вызову водопроводчика. – Я сам гляну, возможно, там какая-нибудь ерунда. – Он снял пиджак и повесил его на спинку стула. – Я сделаю кофе, – сказала она ему вслед. Неся кофе в гостиную, она слышала, как Мейн поднимается наверх. Блэк сидел у входных дверей. – Привет, малыш! – сказала она. – Хочешь выйти? Бультерьер не обратил на нее внимания. Алекс опустила поднос, вынула из плеера «Дона Джиованни» и поставила композицию Моцарта. На бюро она увидела стопку нераспечатанных писем и, подойдя, стала перебирать их. Почерк на одном-двух конвертах показался ей знакомым, но она не могла заставить себя вскрыть их. «Только не сейчас, – подумала она, – потом, когда я снова обрету силы»; на мгновение она усомнилась, вернутся ли они когда-нибудь к ней. Наполнив чашку, Алекс села на диван. Мейн вошел в комнату, вытирая ладони о брюки. – Черного или с молоком? – Черного, пожалуйста. – Нашел, в чем проблема? – Нет. – Но все равно спасибо. Он сел рядом с ней и начал задумчиво тянуть кофе. – Завтра принесу кое-какие инструменты. Подниму половицы; может, утечка где-то в сочленении труб. – А я и не знала, что ты такой мастер. – У всех есть скрытые таланты. – Можешь написать книгу на тему «Сделай сам». – Слишком большая нагрузка, такое руководство да еще книга о происхождении жизни. – Не говоря уже о поэзии. Алекс почувствовала, как Филип внезапно напрягся и бросил взгляд за ее плечо. – Все в порядке? – Она поймала себя на том, что тоже поворачивается – ею овладевало беспокойство, Филип нахмурился – ему было явно не по себе. Она слушала музыку и молчала. Постепенно он расслабился и, поставив чашку, мягко положил руку ей на плечо. Алекс слегка откинулась назад, нежно прильнула к нему, ощущая какое-то странное чувство неловкости. Она поежилась. – Это «Фигаро»? – Да. Отдельные партии, Моцарт такой разный… Ей хотелось говорить, спорить, лишь бы слышать его голос, лишь бы избавиться от непонятного страха, захлестнувшего ее. Сегодня к вечеру те воскресные кошмары снова вернутся, подумала она. – Ты все молчишь. Он вскинул брови. – Пенни за каждую твою мысль. – На этом не разбогатеешь: как мой литературный агент, ты должна была бы это знать. Она рассмеялась и замолчала, слушая музыку. Рассыпался в трелях французский рожок – вот типичный Моцарт, веселый и стремительный. Невольно она стала отстукивать ногой ритм, чувствуя, как в такт музыке подрагивают пальцы Мейна у нее на плече. – О господи, – вздохнула она, – ну почему все это должно было случиться, ну почему? – Гм… – Так ты объясняешь происхождение жизни? – Что? – Гм, – передразнила она его. Алекс почувствовала, как он наклонился вперед, услышала звяканье поставленной на стол чашечки. – Ты оправишься, старушка; только для этого потребуется время, много времени. Хотел бы я дождаться, когда это произойдет. У нее появилось импульсивное желание сказать ему: «Ты дождешься!», неожиданно ее охватило странное волнение, и она почувствовала прилив бодрости. Алекс сделала глоток кофе. – Знаешь, просто смешно… мое настроение меняется несколько раз в час. Как на качелях – то вверх, то вниз. Он кивнул: – Какое-то время так и будет. Она отвела взгляд. – Ты что, специалист по любому вопросу? – Да нет, честное слово, нет. Просто невежество – опасная штука. – Значит, ты знаешь все? Его рука сжала ее плечо. – Нет, слава богу, нет. – Несколько секунд он сидел молча. – У меня в школе был учитель, этакий напыщенный маленький человечек, который с большим самодовольством рассказывал нам, что он никогда не водил машину и не знает, как это делается. Зато великолепно умеет управлять паровозом. Алекс улыбнулась. – Он водил его в 1926 году во время всеобщей забастовки от Кингс-Кросс до Эдинбурга, без остановки. И утверждал, что ему по-прежнему принадлежит неофициальный рекорд скорости на этой трассе. – Жизнь полна странных маленьких людей, делающих странные маленькие вещи. – Она увидела лицо Мейна совсем близко, заметила оспинки на побледневшей скуле, рыжую щетину его усов; удивившись, она дернулась и почувствовала мягкое прикосновение щетины к ее носу, к ее губам, его голубые широко раскрытые глаза расплывались перед ней – словно глаза дантиста, когда ты сидишь у него в кресле, подумала она. И вдруг его лицо изменилось, и она увидела перед собой Фабиана. – Нет! – вскричала Алекс, резко откачнувшись назад. – Нет! Лицо Фабиана расплылось и исчезло, и она увидела, как Мейн потрясенно смотрит на нее, на мгновение оцепенев, затем на его лице появилось смущенное, застенчивое выражение. – Прости, – робко сказал он. – Я… м-м-м… Она продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами, ее била дрожь. Алекс видела Фабиана так ясно, так живо. В нем было что-то трогательное и в то же время глубоко омерзительное. Господи, какие странные шутки играет с ней воображение. – Прости, Филип, – сказала она. – На самом деле я… ну, не знаю… я не готова. – Она почувствовала, как его рука соскользнула с ее плеча; он наклонился вперед, поставил локти на колени. – Нет, это моя ошибка, только моя, – сказал он. – Ты всегда казалась мне… такой потрясающе привлекательной, что я… я… – Он выпрямился и улыбнулся добродушной, растерянной улыбкой. – Думаю, мне лучше пойти спать, – сказала она. Он взглянул на часы: – О господи, как поздно. – Он неторопливо поднялся, снова огляделся, и она увидела, что он испуган. – С тобой все будет в порядке? Алекс кивнула и сделала гримасу. – Должно быть, почему бы и нет? Мейн направился в холл. Ну и холодина… Он потер руки и зашел в кухню. А тут и вовсе мороз. Он осмотрелся: может быть, и здесь отсырели стены или же то было всего лишь его воображение? Неожиданно Мейн почувствовал себя очень неуютно – дом не принимал его, он приказывал ему уходить. Мейн с подчеркнутой медлительностью снял пиджак со спинки стула и натянул его, после чего опять осмотрелся. Холод пронизывал его до костей. Он коснулся стены и провел по ней пальцем сверху вниз; палец остался сухим. С трудом сдерживая сотрясавшую его дрожь, он поднял глаза к потолку, затем подошел к дверям, повернулся и в последний раз окинул взглядом кухню. |