Книга Игла, страница 171 – Елена Кондрацкая

У неё не было ответа.

Ветер устал от веселья настолько, что заснул, едва сев в карету, да так крепко, что Дару самому пришлось нести его в постель. Игла же уложила Ласку, как обычно расчесала ей волосы гребнем, заговорённым от кошмаров, и, пожелав доброй ночи, прикрыла за собой дверь.

По дороге в свою спальню, Игла заглянула в гостиную, которая больше напоминала ещё одну — крайне странную — сокровищницу. Гостиная удивила бы тех, кто знал о Кощее лишь по древним сказкам. Не было тут ни ледяных стен, ни гор костей — только тёплый полумрак, пахнущий мятой, сухой полынью и старым деревом. Огонь в камине горел ровно, без искр, багровым, ленивым пламенем. Его свет играл на резных полках, где меж диковинных статуэток духов и разномастных блестящих оберегов ютился позолоченный череп, наверняка, тоже волшебный.

Посреди комнаты, напротив камина, стояла лежанка с резной спинкой, на ножках в виде когтистых птичьих лап, укрытая мехом и горой подушек. Подушки были все разные: одна — вышитая луговыми травами, другая — с изображением чертополоха, третья — старая, выцветшая, пахнущая ладаном.

Дар сидел на лежанке, спиной к двери.

— Чаю? — хрипло спросил он, не оглядываясь. — Мяун говорит, душица нынче славная уродилась. Горчит, как злая память.

На кованом столике перед ним уже стоял чайник, в котором клокотало что-то тёмное, с плавающими веточками. Рядом — две кружки. Две, будто он правда кого-то ждал.

В гостиной не было лишнего света, поленья в камине потрескивали, отгоняя холод веками собранного одиночества, которое сделалось мягким, как эти подушки, и привычным. Понятным Игле.

— Не откажусь, — сказала она и села рядом.

Дар разлил отвар по кружкам. На поверхность всплыли алые ягоды клюквы.

— Этот отвар меня научила заваривать Лада, — помедлив, сказал он.

Игла вздрогнула. Бабушка? Дочь Забавы. Проклятая девушка, которая всю свою жизнь провела в теле старухи. Игла так и не спросила о ней, о том, что приключилось.

— Расскажи мне о ней. Забава сказала, ты еёпрогнал.

Дар покачал головой.

— Должно быть, так она сказала Забаве. Лада ушла сама. Так же неожиданно, как и появилась. — Он откинулся на спинку лежанки и прикрыл глаза, вспоминая. — Она появилась на пороге моего терема лютой зимней ночью, ворвалась и принялась хозяйничать как у себя дома. Прямо как кто-то ещё, — он приоткрыл правый глаз и покосился на Иглу. Та хмыкнула и отпила горького варева. — Не знаю почему, но я не сумел её выставить. Может, из-за бури за окном, которая не прекращалась, кажется, целый месяц, может, почему-то ещё. Я был слишком занят поисками сердца, запирался в библиотеке, метался вслед за малейшими зацепками, даже не представляя, что... — Он вздохнул, потирая лоб. — Я редко появлялся дома. Мы почти не виделись, едва ли с десяток раз разговаривали. Однажды на одной из вылазок меня ранили и она помогла мне наложить повязки. Пожалуй, это было наше самое долгое взаимодействие, но и тогда я ничего не почувствовал, не понял. Ни разу не спросил, нужна ли ей помощь. — Он усмехнулся и с сожалением поморщился. — Лада прожила у меня до весны и ушла с первой капелью. Я проснулся — а её и след простыл.

— Вот так просто? Она ушла ничего не сказав?

— Оставила записку. Что-то вроде «Спасибо за приют. Отправляюсь на поиски своего места. Может, ещё свидимся». Я забыл о ней почти сразу и не вспоминал до того, как Забава... — он замолчал, сжимая кулаки. Игла, помедлив, накрыла его ладонь своей.