Книга А того ли я люблю?, страница 112 – Анна Бельтейн

Я вдруг почувствовала неприятную резь в горле от сорванного голоса. Не помню даже, когда мне в последний раз доводилось орать настолько громко. Но мне хотелось кричать и кричать, хотелось быть услышанной, понятой…

— Дорогая, — все также продолжала улыбаться мать, будто мгновением назад не было никакого оглушительного крика, будто все совершенно в порядке и мирная беседа продолжалась без каких-либо казусов. — Я тебя прекрасно понимаю. Но пожалуйста, останься с нами до вечера. А после ужина, я все же попрошу подать экипаж.

— Ты меня вообще слышишь?!

Да что с ней происходит? Я не узнавала собственную родительницу, у которой всегда был слишком вспыльчивый характер и в отчаянных попытках любого спора, она умудрялась одерживать победу. Именно поэтому, еще в детстве, мне было легче развернуться и молча уйти, нежели доказывать ей свою правоту.

— Я тебя прекрасно слышу, — мило улыбнулась мать, указав рукой на пустующий столик возле дивана. — Присядь пока. Я велю подать завтрак.

— А-а-а! — рыкнула я, резко разворачиваясь к выходу. — Сил моих больше нет!

А сил и правда не было. Конечно, морально мне приходилось гораздо хуже, чем физически, однако сильная слабость присутствовала. Но, беспокоило меня сейчас скореене свое состояние, а мать, которая вела себя слишком странно, слишком нетипично для взбалмошной женщины, что всегда была сама себе на уме. Теперь же, она повторялась, словно заведенная кукла, неумолимо твердя одно и то же. Не знаю… Может быть, это была ее новая тактика в изведении окружавших ее людей? То есть, если раньше она могла задавить любого одним своим выговором, то теперь решила неустанно держать на себе маску заботливой матушки? Нет, это определенно было гораздо хуже.

Намеренно громко топая, я поднималась наверх, не забывая попутно извергать проклятия в адрес всех находящихся поблизости. Казалось, теперь я точно очутилась в заточении и единственная возможность выбраться из этой дыры, так приторно именуемой "семейным гнездышком", заключалась в сегодняшнем ужине, на котором мне велено присутствовать. Нет, дело тут определенно нечистое и странное поведение матери доказывает это. Однако, я была почти уверена, что ее новый знакомый, может "чисто случайно" оказать тем самым несостоявшимся муженьком, что так усиленно подбивал ко мне клинья через мать. Тогда я могу дать голову на отсечение, что в него, если вдруг состоится встреча, непременно полетит тарелка супа.

Есть я так и не стала, принципиально отказываясь от всего, что мне приносили. Первые пару раз, мать приходила лично, до противного ласково уговаривая меня перекусить. Но, я лишь молчала, совершенно игнорируя ее участливую настойчивость. Однако не прошло и пары часов, как в комнату вошла наша старая служанка, помогавшая по дому еще с тех самых пор, когда здесь жил отец. Говорить ничего не стала, лишь молча поставила поднос на столик и удалилась. Нет уж, есть я здесь точно не буду. Если у них хватило ума лишить меня сознания и приволочь в дом, то даже страшно представить, на что они еще способны. Что-что, а способности к зельям у меня проявились именно благодаря материнской линии и одни боги знают, до чего она может додуматься еще, лишь бы достичь желаемой цели…

Но, стоило только в зимнем, раскаленном от холода небе зажечься первой яркой звезде, а солнцу окончательно скрыться за горизонтом, оставив после себя кровавую дорожку, как где-то внизу раздался оглушительный звон дверного колокола. Волна бушующего раздражения неожиданно всколыхнула во мне дикое желание спуститься вниз и отколотить новоприбывшего.Хотя, однозначно инициатором здесь была только мать, так яростно пытавшаяся сколотить неплохое состояние на собственной дочери. Только вот я не собираюсь становиться предметом купли-продажи, заставив себя шагнуть под венец.