Книга Горыныч 3.0. Инициация, страница 41 – Милисса Романец, Кицунэ Миято

Впрочем, Оляна, после истории с Мишей, почти невестой себя считала. То есть той, кто к семейной жизни не готова: не-веста.

Коловерша пискнула и завозилась, напоминая о себе, и, очнувшись от дум, Оляна поспешила в родительский терем. Жили они рядом с каменными палатами: в хоромах по правую сторону, — так что добралась она быстро.

— Добрынка, корзину принеси, молока для питомца моего и мне поесть что-то, — распорядилась Оляна, когда проходила через подклеть, и поднялась в терем.

После изматывающего ритуала восхождение на третий этаж оказалось почти на пределе возможностей. В её покоях всё оставалось как и прежде: тепло и уютно, чуть приглушённые магические лампады, расставленные по углам, давали приятный мягкий свет, отражавшийся от белёных стен и светлой древесины, кровать, закрытая стёганым покрывалом с вышивками Змеев, кресло-качалка, украшенное искусной резьбой и забитое небольшими тонкими подушками. На столике — недочитанный роман из Яви, а рядом сложенный стопкой любимый мягкий плед из овечьей шерсти, который Оляна оставила в кресле.

Отложив книгу на полку, Оляна скрутила из пледа временное гнездо и выгрузила туда малыша. Коловерша тонко пискнула, повозилась и начала что-то старательно искать, тыкаясь слепой мордочкой.

— Сейчас, сейчас, — проворковала Оляна. — Принесут тебе поесть. Потерпи, малышка… Хм, наверное, стоит придумать тебе какое-то имя, да?

Оляна едва успела переодеться, когда шустрая Добрынка принесла всё запрашиваемое и даже сверх: ещё и маленький, скрученный из бересты рожок.

— Это поилка для котят или щенков, если вдруг мамка не кормит, — пояснила Добрынка, щербато улыбнулась и сноровисто поставила на стол маленькую плошку с прозрачно-розовыми аппетитными кусочками речнокоровьей солонины, с которой в Коляду и большим съездом гостей в Гнездо удавалось обходить традиционный зимний пост в первые девятидневки бейлетя: вот уж точно речная корова — ни рыба, ни мясо, хотя язык и головные мозги у них единственное, что по вкусу было точь-в-точь, как у обычной скотины. К солонине Добрынка принесла отварной картошки, квашеной капусты и много тёртой свеклы, кусок серого ноздреватого хлеба, а ещё заварник с травяным чаем — Оляна почувствовала аромат листьев кипрея, земляники, вишни и сушёной смородины и ощутила зверский голод.

Практически накинувшись на принесённую еду, она поглядывала за девочкой-сириной, которая, увидев коловершу, авторитетно сказала, что это крольчонок, сбегала за сеном и деловито набила им принесённую корзину. Десятилетняя Добрынка была внучкой Белавы. И стоило вспомнить о нянюшке, как та тут же вошла в покои.

Нянюшка принесла ритуальную рубаху.

— Тебе нужно самой её закончить, Оляна, — показала Белава незавершённую вышивку с охранными знаками их Рода по вороту.

— Да, благодарю за помощь, нянюшка.

— Используй это. Начни с восхода солнца. Если что, Добрынка тебя разбудит, — протянула нянюшка белый клубок.

— Но… разве вышивают не красной нитью? — удивилась Оляна, посмотрев на то, что ей дали.

— Ты сама всё поймёшь, — чуть улыбнулась Белава. — За этим твои родители отправлялись в Навь.

— Это… это и есть Благословение Предка? — прошептала Оляна, и няня только кивнула.

* * *

Утро наступило, стоило лишь сомкнуть глаза. Впрочем, проснулась Оляна сама перед самым приходом Добрынки, которая принесла завтрак, но только коловерше.