Книга Право на жизнь, страница 79 – Кицунэ Миято, Милисса Романец

Радомилла начала возмущаться, что как так: от неё такой-сякой прекрасной все разбегаются, а к Юлке калечной прилип «какой-то»… Озара тогда подумала, что Юля Радомилле косы повыдергает, так та посмотрела, а потом лишь фыркнула и сказала ей, что «на чужой каравай рта не раскрывай» и что «у неё и такого „плохонького“ нет и вряд ли появится». Вот тогда Радомиллу и понесло по буеракам: наговорила она Юле при всех разного, и про волколака призналась, что ещё в Гнезде натравила, и про то, что всегда её калечной считала и что не место ей возле княжон. И то, что попыток их рассорить она не оставила. Потому что — внезапно — лишь она одна достойна рядом находится и дружбу с ними водить, по статусу ей это.

Ожега тогда и влепила ей пощёчину, сказав, что с предателями дружбы водить не собирается. А Озара лишь гадала, что там у рыжей Кикиморы в голове-то творится и в какой параллельной реальности та живёт⁈ Одним словом — своеобразная.

Правда, за морок Радомилле только пальчиком погрозили. Видно, «рыбка» от отца сыграла свою роль, да и настояли, что никто не пострадал. Но Радомиллу вызвал сам ректор и о чём-то побеседовал. В общем, с той поры бывшая Кикимора притихла и ходила задумчивой.

К вечеру они добрались до своего форта, за пару часов до этого расставшись с Ожегой и её группой.

— Держи. Это тебе, — протянул Кадмаэль Озаре букетик из горной лаванды, шалфея и чабера, и она словила дежавю.

Так уже было прошлым летом. Только со Стремглавом. Она поддалась порыву и поцеловала его, рассказала об их с сёстрами ситуации, о Договоре и Ящере, но… Стремглав предпочёл сделать вид, что не было ни поцелуя, ни разговора.

— Никогда такого не было, и вот опять, — пробормотала Озара непонятно откуда всплывшую присказку, но цветы взяла. — Благодарю, — она почувствовала, как губы нервно дёрнулись, но улыбки не вышло. Наверное, было страшно ошибиться вновь. Озара погладила ароматные соцветия и застыла. Как и в прошлом году, Кадмаэль любил выгулять своего Зверя в уединении и отдалении от других, видимо, увидел цветы, которые очень пригождались в алхимии и искусничестве для отваров и ритуалов, и сорвал для неё. Всё просто. А она себе успела надумать всякого. — Пойду, разложу, чтобывысохли побыстрей… — пробормотала смущённая Озара и ушла в форт.

— Ты как-то потерянно выглядишь, — столкнулась она со Стремглавом, сделав буквально пятьдесят шагов. Да, она считала, чтобы собраться с мыслями. — О… Цветы. Это Кадмаэль всё-таки… Что с тобой?

Озара видно не справилась с лицом.

— Слушай, — потёр затылок Стремглав, делая вид, что всматривается в густой еловый подлесок. — Знаешь… Я недавно понял, что ещё не готов к серьёзным отношениям. Мне трудно доверять женщинам, что, наверное, неудивительно, учитывая историю нашей семьи. Ну ты знаешь, мама, Оперённый и все дела… Думал, что всё позади, и я с этим справился, что сильный, умный и вообще крут. И ты мне правда нравишься, но просто как друг. Прости, что не сказал этого сразу. Но я это сам не понял, как так вышло… Размышлял… Вот. Думал, что это… В общем, это со мной что-то не так, как оказалось.

— Понятно, — вздохнула Озара. Что-то подобное она предполагала, но полагать это одно, а когда тебе прямо такое говорят — совсем другое. Но у неё и правда словно камень с души свалился.