Книга Бархатные листопады, страница 9 – Анна Снегова

— Но позвольте, это же явно написано какой-то старой девой лет восьмидесяти, которая в жизни своей не видела голого мужика, и понятия не имеет, что делается в спальне!

У меня уже пар из ушей валит. Я в бешенстве дёргаюрукой, но эта зараза не пускает.

— Не смейте возводить поклёп на леди Эмму де ля Шарм! С чего вы взяли свои гнусные… гнусные… подозрения?

Он тянет меня ближе и заставляет склониться над книгой, увлечённо тычет пальцем в нижнюю часть листа.

— Ну вот, к примеру, Марго, поглядите! Что за идиотское «срывание одежд»? С красивой женщины одежду полагается снимать медленно.

Чёрный взгляд неспешно прогуливается по моему ошарашенному этим откровений лицу — и нагло стекает прямо в скромный вырез домашнего платья.

Пытливые глаза снова возвращаются к моему лицу. И улыбка на лице конюха гаснет.

— Марго. Я совсем не хотел вас смущать. Простите.

Но я по-прежнему молчу и не нахожу слов ответить.

Просто вдруг всё развеялось, как туман. И я очень остро осознала, кто я, где нахожусь и с кем.

Наш разговор давным-давно перешёл ту грань, за которой перестал быть безопасным. Это уже не фамильярность со слугами. Это уже намного-намного больше.

Я не имела права позволять.

Делаю шаг назад.

Закусив губу, ловлю вопросительный взгляд на своём лице:

— Марго?

Плотнее запахиваюсь в шаль. Разворачиваюсь молча и ухожу — с пылающими щеками, под бешеный стук своего сердца.

— Заберите по крайней мере свою книгу!

— Незачем, — бросаю через плечо. — Можете её выбросить. Это бесполезная книга, вы правы. В моей жизни всё равно никогда не будет ничего похожего.

…Аллея тихо шелестела под дождём. Я медленно ступила под сень обнявшихся ветвями лип и побрела к дому. Не обращая внимания на то, что пачкаю светлый атлас своих туфелек в лужах.

Отказалась от чая, сообщив маменьке, что у меня болит голова и я хочу прилечь. Пришлось задержаться и простоять на лестнице битых полчаса, выслушивая её причитания по поводу моего вымокшего платья.

Как сомнамбула поднялась к себе. В комнате было тихо и пусто. В моё отсутствие снова распахнули все окна и проветрили, и теперь здесь было холодно. Я даже окном в собственной комнате не имею права управлять. Какая я была наивная, что надеялась хоть что-то контролировать в собственной жизни!

Белая кобыла счастливее меня. Есть человек, которому она небезразлична до такой степени, что он последовал за ней в чужой дом, чтоб убедиться, что её не станут обижать.

Наверное, когда родители сдадут меня с рук на руки будущему мужу, даже не задумаются о таком.

Усиливающийся дождь барабанил по стеклу. Потемневшее свинцовое небо исчертили ветви деревьев, которые мерно колыхались, как крылья, что пытаются взлететь. Как и у меня, у них никогда это не получится.

Я ничком бросилась на постель, раскинув руки, и бездумно уставилась в потолок.

Не буду переодеваться. Если простужусь — и пусть. Хотя бы свобода заболеть у меня ещё осталась.

* * *

Но после обеда я проснулась возмутительно здоровой. Оказалось, менясверху накрыл одеялом кто-то из горничных. Рядом на столике стоял поднос с остывшим чаем и булочками. Я вздохнула и уныло дёрнула колокольчик, висевший на стене у изголовья. Алый шёлковый шнур уходил в стену, и затем по сложной системе внутренних труб соединялся с комнатами прислуги.