Книга Прыжок над пропастью, страница 91 – Питер Джеймс

– Да, – кивнула сестра. – Здравствуйте. Мы тут немного запутались. Согласно анкетам, лечащим врачом миссис Рансом является доктор Риттерман.

– Насколько мне известно, доктор Риттерман в прошлом действительно был семейным врачом Рансомов, но недавно миссис Рансом перешла ко мне.

Сестра показала ему факсимильное сообщение:

– Его прислала ваша секретарша. Дело в том, что у нас инструкция: к ней нельзя пускать никого, кроме наших врачей-консультантов, психиатров – и, разумеется, ее мужа. Мы уже некоторое время пытаемся связаться с мистером Рансомом, но пока что нам не удалось найти его.

Мужчина положил на стойку историю болезни и сказал:

– Вернусь где-то через час. Если мистер Оберг не успокоится минут через пятнадцать, сделайте ему еще одно внутривенное вливание – пятнадцать миллиграммов. – Удостоив Оливера лишь косым взглядом, он удалился.

– Есть ли у вас ордер о помещении на принудительное лечение? – спросил Оливер.

– Да.

– Позвольте взглянуть?

Сестра извлекла из-под стойки папку и протянула ему ворох документов, скрепленных вместе. Оливер внимательно перечел их. Вера помещена в больницу на срок двадцать восемь дней. В качестве ближайшего родственника анкету заполнял Росс Рансом. Кроме того, дополнительные заявления, подписанные матерью Веры, миссис Маргарет Филлипс, доктором Джулсом Риттерманом в качестве лечащего врача Веры и психиатром, доктором Дэвидом Де Виттом.

Оливер проглядел записи, сделанные штатным психиатром клиники, доктором Дэвидом Фриментлом. Они подтверждали симптоматику прогрессирующей болезни Лендта. В настоящее время больная получает следующее лечение: раствор глюкозы внутривенно, три миллиграмма рисперидона дважды в день – дозировка, пожалуй, великовата – и капсулы «Энтексамина» № 646329 фирмы «Молу-Орелан»: по две штуки три раза в день с едой.

– Как сейчас ее состояние?

– Ее ведет наш штатный психиатр доктор Фриментл. Возможно, вам будет полезно побеседовать с ним, но он будет здесь только завтра утром, в девять. Пока она не слишком хорошо реагирует на успокаивающее средство – она очень расстроена и тревожна.

– Мне очень нужно повидать ее.

Сестра опустила голову, и Оливер заметил, что она колеблется.

– Что ж, наверное, вы имеете право видеть ее. – Вскинув на него глаза, она добавила: – Ваше лицо кажется мне знакомым… Я все пытаюсь вспомнить, где я могла видеть вас раньше?

– Меня показывали в новостях на этой неделе.

– А, значит…

Вдруг Оливер понял: до нее дошло.

– Господи, так это был ваш брат?

Он кивнул. К горлу подступил комок.

– Мне очень жаль.

Оливер с трудом выговорил:

– Жизнь должна продолжаться.

– Я отведу вас в ее палату.

Следом за сестрой Оливер прошел по длинному коридору, куда выходило множество закрытых дверей. Припоминая план здания, Кэбот решил, что они сейчас находятся в пристройке. Дикие крики мистера Оберга, кем бы он ни был, не прекращались.

В конце коридора они повернули направо и снова пошли мимо закрытых дверей. Оливер заметил дверь на лестницу. Пожарный выход. Навстречу им мужчина-санитар катил тележку с едой. От тележки потянуло вареной рыбой и тушеной капустой. Оливер заметил на подносах ярко-зеленые пятна желе. Как для малых детей! Только пластиковые вилки и бумажные стаканчики. В нем рос гнев. С Верой обращаются как с ребенком. Ее, такую красивую, заставляют есть детскую еду и не дают ничего острого, чтобы она не поранилась.

Помещена на принудительное лечение в соответствии с Актом о психическом состоянии.

Секретарша зачитала ему все соответствующие положения акта. Чтобы принудительно поместить человека в психиатрическую лечебницу, требуется заключение двух врачей и согласие социальных служб или близкого родственника. Вначале пациента помещают на определенный срок, но позже назначают комиссию для пересмотра. У пациентов есть право требовать созыва комиссии; запрос рассматривается либо главврачом больницы, либо специальной комиссией, в состав которой входит психиатр, представитель немедицинской профессии и свидетель. По опыту работы в Штатах Оливер знал, что в подобной ситуации куда труднее отменить приказ о принудительном лечении, чем продлить его.

– Мы пришли.

На двери палаты была прикреплена табличка с ее фамилией. Сестра открыла дверь и вошла первой – очень тихо, на тот случай, если Вера спит. Увидев, что у той открыты глаза, она сказала:

– Миссис Рансом, к вам гость.

Вера сидела опершись спиной о подушки; нетронутый поднос с едой стоял рядом, на крутящемся столике. Она смотрела прямо перед собой и словно бы не обратила внимания на медсестру, которая подошла к кровати и проверила уровень жидкости в капельнице. Мешочек почти опустел.

– Сейчас заменю. Возможно, завтра капельница уже не понадобится. Доктор Фриментл говорит, что ваши электролиты почти вернулись в нормальное состояние. У вас было обезвоживание из-за постоянной рвоты – ваш муж сообщил, что приступы были очень частыми… Но вы почти ничего не съели и не выпили!

С трудом, заплетающимся языком Вера проговорила:

– Капельницу мне меняет мой муж. Он скоро придет. Он и поменяет.

– Ваш муж? – удивленно переспросила сестра Даррент. – Не думаю, что он имеет право менять вам капельницы.

– Он… меняет, – повторила Вера.

Услышав в ее голосе упрямые нотки, медсестра смутилась.

– Что ж, тогда он ведет себя неразумно: капельницу надо менять в строго определенные часы, а его сейчас здесь нет. Придется мне все сделать вместо него!

Оливер стоял на пороге и смотрел на Веру. Он был потрясен до глубины души. Палата походила на тюремную камеру: тускло-белые голые стены, крошечное матовое оконце под потолком почти не пропускает света, голая лампочка светит только под собой. Кровать посреди комнаты, отчего Вера казалась выставленной в витрине на всеобщее обозрение. Кроме кровати, в палате имелись только столик, на котором стояли бумажный стакан и пластиковый поильник, пульт дистанционного управления, прикрученный к столу проволокой – наверное, чтобы его не оторвали или не уронили, стойка капельницы с трубкой, оканчивающейся у Веры на запястье, раковина и телевизор, встроенный в стену, за экраном из пуленепробиваемого стекла.

Но самое большое беспокойство внушала не комната, а слова Веры.

Она выглядела красавицей даже в бесформенной белой больничной рубахе, даже со спутанными волосами и без косметики. Нездоровая бледность – скорее всего, от нехватки свежего воздуха и движения, но во всем остальном она выглядит нормально. Он с трудом сдержался, чтобы не броситься к ней, не обнять и не поцеловать. Вместо этого он с порога сказал:

– Здравствуйте, Вера.