Книга Цветок на скале, страница 18 – Наталья Машкова

Он не мог сделать для неё ничего, но и уйти не мог. Ночью его вырубило в том самом кресле.

Когда солнце только стало всходить, Дамиан проснулся как от толчка. Заснул около тяжёлой пациентки. Жива ли? Взглянул на кровать и волосы зашевелились на голове. В неверном рассветном сумраке угадывались две фигуры. Наотмашь ударила горькая мысль, что друга всё же догнала дурная наследственность. Ведь только сумасшедший, потерявший себя маг мог требовать близости или насиловать женщину с магическим истощением или отравлением. Это было табу.

Магия предполагала следование этике, может быть, своеобразной с точки зрения обывателя, но всё же. Есть большая разница в том, чтобы загубить магическое существо по ошибке, не рассчитав силы, во время эксперимента или поединка. Совсем другое, осознанно лишить мир магии её дитя не вовремя, не дав тому исполнить предназначенное.

Такое каралось людьми и магией. Отщепенцы отвергались обществом и жили где-нибудь в глуши, в горах, сбиваясь в стаи, пока сумасшествие и постепенное магическое выгорание не сводили их в могилу. Исключений не могло быть ни для кого, даже для короля. Конечно, законы можно обойти, обладая достаточной ловкостью, средствами и исполнителями, которые правильно истолкуют намёки и подставятся вместо тебя. Этим широко пользовались сильные мира сего.

Лекарь присмотрелся и от сердца немного отлегло. Мар был одет, лежал поверх одеяла и обнимал больную. Голова её была у него на груди, руки нежно придерживали тело. Казалось, он спит, но нет. Он был напряжён, словно страж на посту, и так же чутко прислушивался к чему-то.

Что он мог слышать? Может быть, что-то и слышал. Никто не знал всех его возможностей. Высокий резерв всегда предполагает наличие сюрпризов и то, что сюрпризы эти маг не откроет никому, ведь это его преимущество в той мясорубке, что звалась придворной жизнью Дормера.

Когда целитель подошёл ближе, мужчина на кровати не шелохнулся. Тогда Дамиан требовательно потрепал его по плечу и прошептал, что ждёт в кабинете. Отошёл к двери и наблюдал, как Мар укладывает девушку на подушки, бережно укрывает, встаёт и босиком идёт в свою спальню, а оттуда в кабинет.

Там Наместник уселся в роскошное кресло, нацепив прохладное, вежливое выражение лица. Лекарь остался стоять, не сводя с него злобного, осуждающего взгляда. Оба молчали, уставившись друг на друга. Воздух, казалось,раскалился от пока невысказанных обвинений. Дамиан не выдержал первый:

— Объясните мне, мой лорд, что заставило вас отойти от правил, предписывающих сильным магам не иметь более одного сношения с женщиной до её полного восстановления?

Голос лекаря дрожал от едва сдерживаемых чувств. Он осуждающе посверлил Мара глазами и выплюнул:

— Сколько сношений вы имели?

— Серьёзно? Мы что, будем это обсуждать? — лениво поинтересовался Наместник, и неохотно ответил. — Два.

— Их было больше! — яростно, уже не сдерживаясь, кричит Дамиан.

Всё бессилие, что он испытал ночью, безуспешно пытаясь помочь больной, переплавилось и выплеснулось яростью и злобой:

— Для магического выброса нет большого значения, проникаете вы в тело женщины или нет. Важен сам факт. Вы знаете это! Вы почти свели на нет её шансы выжить! Вы сами хотите выгореть за это преступление?!

Наместник, до этого слушавший его опустив голову, чуть потянулся в своем кресле и внимательно посмотрел на него. Как хищник, учуявший добычу. Волоски встали дыбом на загривке лекаря. Он иногда забывал, что его приятель по учебе и детским шалостям — одна из самых опасных тварей в этом мире. И такая же непредсказуемая, несмотря на тщательно поддерживаемую маску солдафона. Это могли бы подтвердить те глупцы, что недооценивали его или имели глупость посягнуть на то, что ему дорого. Но вот беда! Мёртвые рассказать не могут. Как и предостеречь.