Книга Проклятие прабабки. Книга 1, страница 46 – Анна Чернышева

Я почувствовала мурашки по коже. Оказывается, на западе были созданы целые институты по изучению регрессологии, а в России она уже практиковалась больше тридцати лет.

Вот это да! Я перевела дух. С одной стороны, читать о таком было невероятно, а с другой — жутко интересно. Почему бы и не поверить в такое, если я сама то и дело переношусь в какие-то непонятные временные отрезки, где бродит непонятная тётка в одежде начала века?

Лара — так звали регрессолога — рассказала, что погружения в гипноз не происходит. Всё будет происходить в лёгком трансе, где я буду полностью себя контролировать. Замечательно, что я всё-таки на это решилась. Сеанс был назначен на вечер, а сегодня я решила заняться уборкой и расхламлением.

Николашина кража показала, что я не знаю многое из того, что лежит у меня дома. Никогда не интересовалась ни фотографиями, ни документами. Когда мама сказала, что папа нас бросил сразу же после моего рождения, я ей поверила и вопросов больше не задавала. Видела, что ей неприятно о нём говорить, и просто молчала.

Сейчас же мне не терпелось покопаться в документах, бабушкиных письмах, поискать фотографии, где мои родственники были молодыми. Но сделать это надо было как-то аккуратно, и я придумала повод — уборку.

В итоге задуманное мною генеральное расхламление затянулось на весь день. Я с упоением выкидывала старую одежду, обувь, нашла у себя ещё институтские тетрадки. Перебрала посуду и выкинула всё старье с щербинками, отколотыми краями, отбитыми частями. Перебрала косметику и аптечку, выбросив просрочку. Устала.

Под конец — на сладкое— полезла в мамин чемодан с документами. Он пылился на самом верху её шкафа в зале и никогда при мне не доставался. Мама была на работе, у неё на сегодня выпала смена. Поэтому я достала пыльный деревянный короб, обитый коричневым кожзамом, протёрла его тряпкой и с благоговением открыла.

Внутри лежали стопки писем. Пожелтевшие конверты, перевязанные красной атласной ленточкой, где бабушкиным высоким почерком были прописаны адреса и имена неизвестных мне людей. Рядом стопкой лежали два небольших фотоальбома. Их я уже видела раз или два в жизни, но мне они были неинтересны тогда — там были мамины детские фотографии, а во втором — студенческие фото, которые оформляла уже она сама. Дальше лежала коробочка, где хранились две крохотные бирочки из роддома. Мои. На коричневой прорезиненной ткани шариковой ручкой была написана мамина фамилия и пол ребёнка — девочка. А рядом рост, вес, дата и время рождения.

Тут же лежала моя прядка волос, серебряный крестик и первый выпавший зуб. Эту коробочку я тоже видела, мама мне показывала, когда складывала туда это хранилище моих ДНК. Трогательно.

Дальше шли документы — свидетельство на квартиру, какие-то бумаги из нотариальной конторы о бабушкином наследстве, свидетельство на участок и дом в Васильевке. Мамин диплом, мой аттестат и диплом, моё свидетельство о рождении.

А в самом низу, в неприметной папочке, лежало нераспечатанное письмо от Евгения Куприна. Я внимательно осмотрела конверт — он был надёжно заклеен, штампы и печати того же города, что и мой. Обратного адреса нет. Евгений — так зовут моего отца. Неужели письмо от него?

Сердце тревожно забилось, но вскрыть конверт я так и не решилась. Сфотографировала на телефон и решила спросить о нём маму. Заодно взяла свой диплом, чтобы завтра официально оформиться у Глеба в офисе. Вот и причина, по которой я залезла в заветный чемодан.