Книга Жениться по любви, страница 22 – Хильдур Бок

Поездка из Мохового обратно в форт у Нижних Бродов стоила ему остатков сил. Наверное, следовало соглашаться на почтительное предложение старосты вздремнуть у него в доме: он-де велит бабам прибираться потише, а то и вовсе уборка подождёт, пока его милость отдыхает. Но Ламберт хотел при свете дня увидеть, во что им встал ночной бой. Каменная кладка стены форта местами совсем потрескалась, а дерево там, где она осыпалась, даже обмазанное глиной, всё равно неплохо горит, если по нему разлить горное масло — а как же ещё орки смогли поджечь стену, если не приволокли с собой хоть две-три баклажки? «Точно, — мрачно думал Ламберт, — опять сговорились с недомерками, горное масло обычно только у тех и водится. Вот мерзавцы бородатые! Нет, чтобы с нами напрямую договориться. Продали бы мы им дюжину-другую мешков муки, да хоть на те же ножи и топоры обменяли. Так нет же, им проще с орками спутаться…»

— Надо бы согнать мужиков, — озабоченно проговорил сир Венимамин, разглядывая закопчённый и местами ещё больше растрескавшийся от огня камень. — Пусть стену чинят.

— Надо сказать Георгу, чтобы нанял каменщиков и сложил стену заново, — буркнул Ламберт, вспомнив тугой столбик золотых монет, которые старший братец отдал супруге на хозяйство. Вот куда, спрашивается, столько? Хватило бы сотни, как Ферр и предлагал. Всяких скатертей, салфеток и полотенец дорогая супруга к свадьбе прислала столько, что половину можно в приданое Дианоре и Елизавете отложить. Каких таких чашек-ложек можно накупить на две с половиной сотни? А лишние полтораста марок совсем не лишними были бы здесь.

Он ещё заставил себя узнать, как обстоят дела у раненых, и только после этого потребовал у мальчишек-рекрутов воды, чтобы умыться, пожрать чего угодно и не сметь будить, даже если его величество лично прибудет на свою восточную границу. Один из рекрутов пискнул что-то про зелье, приготовленное травницей для его милости и которое, по словам той же травницы, следовало всенепременно выпить. Ламберт покривился: зелья, приготовленные Рутой, почему-то были одно другого гаже на вкус. Правда, и от лихорадки с головной болью избавляли на раз, так что он, давясь и стараясь дышать почаще и помельче, послушно выпил мерзкую бурду, отчётливо отдающую плесенью. Изпоследних сил поплескавшись в шайке и поев, он рухнул в постель и блаженно прикрыл глаза. Недели три-четыре теперь точно можно было жить спокойно — оркам тоже требовалось время, чтобы набраться сил.

Шум, производимый какой угодно работой, будь это хоть кузнечный грохот и лязг, никогда Елене не мешал. Сердито жужжал бурав, вгрызаясь в швы каменной кладки, наперебой стучали молотки, звенели под ними сухие хвойные доски — плотник с сыновьями и старшим внуком сколачивали обрешётку в углу, куда Елена хотела передвинуть кровать, освобождая середину комнаты. Мужики даже, подзабыв про сидевшую молча в своём углу хозяйку, то ругались, то перешучивались — Елене не мешало и это. Вооружившись абаком и пером с красными чернилами, она проверяла расходные книги. С разрешения господина барона, разумеется, и по просьбе самого Карла, исполнившегося недоверчивого восхищения, когда она машинально поправила его, в уме помножив двузначное число на трёхзначное.

Ошибки были: считал управляющий неважно, а для его должности и опыта — так просто отвратительно. Причём, как опытным глазом виделось Елене, были это именно ошибки, дурацкие и совершенно непреднамеренные, без всякого желания обмануть хозяев. Как Рутгер и предупреждал, исключительно честный, старательный, но толком своему делу не обученный и умудрившийся ничему за столько лет не научиться, Карл был худшим управителем, какой только мог достаться таким же честным и порядочным, но ни огра в хозяйственных делах не смыслящим баронам. Даже ворюга, желающий настричь с сира Георга шерсти себе на новый домик и дочке на приданое, был бы предпочтительнее: в толково устроенном хозяйстве и наворовать можно гораздо больше, так что умный ворюга постарался бы устроить всё как можно лучше.