Книга Девственница, страница 12 – Джуд Деверо

Джура от изумления не могла прийти в себя. Существовала легенда, что, когда появится настоящий король Ланконии, ворота сами откроются перед ним.

Наконец она собралась с мыслями.

— Никто никогда не пытался открыть ворота. Они просто проржавели. Бревно повредило замок, и когда англичанин толкнул их, они открылись. Это ясно каждому.

— Ксант встал перед принцем на колени.

— Ксант? — переспросила Джура. — Ксант? Который смеялся при одном упоминании об англичанине? Тот самый Ксант, который слал сообщения, что англичанин дурак?

— Он склонил перед ним голову и назвал принцем. И все войско, и весь народ, который там был, сделали то же самое.

Джура отвела взгляд.

— Тем хуже. Крестьяне суеверны, но о воинах я думала лучше. Мы должны убедить их, что это были всего лишь старые, ржавые ворота. Талу уже рассказали?

— Да, — ответил Дайри. — Они сейчас у него.

— Они?

— Принц Руан и его сестра с сыном.

Джура была ошеломлена. Выходит, она осталась единственным здравомыслящим человеком. Неужели ланконцы готовы все забыть только потому, что открылись какие-то ржавые ворота? Нет, Дайри, во всяком случае, согласится с ней.

— Мы должны убедить Тала, что королем должен стать Джералт.

Вдруг Дайри резким движением схватил Джуру за волосы и намотал их на руку, заставляя подойти к нему почти вплотную.

— Дайри, — вскрикнула Джура. Она не была готова к такому выпаду. Рядом с ним она позволяла себе забыть об осторожности: она доверяла ему.

— Ты моя, — прохрипел Дайри. — И я ни с кем не собираюсь делить тебя.

Бешенство в его глазах испугало ее.

— Что случилось? — прошептала Джура. — Что сделал этот Руан?

— Возможно, ты можешь ответить на это лучше, чем я.

Она оправилась от испуга. В левой руке она все еще держала копье и теперь ловко уперлась его острием ему под ребро.

— Отпусти меня, или я проделаю в тебе дыру. Дайри так же внезапно отпустил ее и улыбнулся, но Джура осталась серьезной.

— Объясни, в чем дело. Дайри пожал плечами.

— Может влюбленный немного поревновать?

— Поревновать к кому? — обиженно спросила Джура.

Он не ответил. Джуре не нравилось, что он улыбался одними губами, а глаза его оставались серьезными. Они провели вместе столько лет, что он умел читать ее мысли. И теперь по их первому поцелую он понял, что что-то произошло.

Джура попыталась улыбнуться.

— У тебя нет повода ревновать.

— Идем, — сказал наконец Дайри. — Разве ты не хочешь посмотреть на нового принца?

Она с облегчением вздохнула. Неприятная сцена закончилась.

— Я скорее в одиночку пойду в лагерь ултенов. Дайри снова странно посмотрел на нее.

— Возвращайся, — сказала Джура. — Тал ждет тебя. Каждый должен засвидетельствовать свое почтение этому белокурому англичанину.

Дайри не двинулся с места.

— Я слышал, что вечером будет пир.

Джура метнула копье и попала точно в красный кружок.

— Не думаю, что я к вечеру проголодаюсь. Иди, мне нужно тренироваться.

Дайри хмуро посмотрел на нее, словно пытался разрешить какую-то загадку. Потом повернулся и, ни слова не говоря, направился к городу.

Джура со злостью выдернула копье из соломенной мишени. «Он вел себя слишком странно для возлюбленного», — подумала Джура. Она обняла его, а он оттолкнул ее руки, а через минуту дернул за волосы и сказал, что ревнует. Почему он не выразил свою ревность в поцелуях? Почему не обнял ее?

Джура бросала копье снова и снова. Она хотела сильнее устать за день, чтобы потом, ночью, у нее не осталось сил вспоминать, как тот мужчина гладил ее ноги или как прижался губами к ее губам… Она тряхнула головой, метнула копье и промахнулась.

Черт бы побрал этих мужчин! Один дергает ее за волосы, другой гладит бедра, а в это время англичанин собирается завладеть всей Ланконией. Она снова метнула копье и на этот раз попала в самую середину.

Руан замешкался перед дверью в комнату отца, чтобы отряхнуть с одежды дорожную пыль. У него не было времени переодеться. Ему передали, что Тал не может ждать и хочет видеть его немедленно.

Дом был грязный и запущенный. Постучав нога об ногу, он расправил плечи и толкнул тяжелую дубовую дверь. В комнате было темно, и глаза Руана не сразу стали различии, очертания предметов.

Тал лежал на груде грубых меховых шкур. Он был необычайно высок, по крайней мере на четыре дюйма выше Руана, и, в отличие от него, более худощав. Возможно, его лицо когда-то было красивым, но сейчас оно все было покрыто шрамами — следами минувших боев. Руан легко представил, как отец, сидя на боевом коне, размахивает над головой мечом и ведет своих воинов в победный бой.

— Подойди ко мне, сын мой, — глухо прошептал Тал. — И сядь рядом.

Стараясь скрыть волнение, Руан приблизился и сел на край его постели. Все эти годы он не щадил себя на тренировках, чтобы отчеты его учителя доставили радость этому человеку. И теперь он беспокоился, что отец будет разочарован, увидев белокурого, бледнолицего сына.

Тал протянул израненную, но все еще сильную руку и прикоснулся к щеке сына. Темные глаза старика увлажнились.

— Ты похож на нее. Ты похож на мою прекрасную Анну.

Он провел рукой по руке Руана.

— А волосы! Это волосы Анны! Но ростом ты в меня. Других сходных черт я не вижу.

Тал засмеялся, по его смех сразу перешел в кашель, и Руан терпеливо ждал, пока приступ прекратится.

— Что-то ест меня изнутри. Я давно знаю об этом, но я не подпускал смерть. Я должен был увидеть тебя. Вильям с тобой хорошо обращался?

— Очень хорошо, — тихо сказал Руан. Тал улыбнулся и на минуту прикрыл глаза. — Я знаю. Он всегда любил тебя. С самого рождения. После того, как умерла Анна… — он сделал паузу. — Когда приближается смерть — набегают воспоминания. Я молюсь, чтобы вскоре снова увидеть твою мать. После смерти моей дорогой Анны я бы сам отдал тебя на воспитание Вильяму, но он напал на меня и моих людей. Он хотел отобрать тебя силой. Тал снова закашлялся, но быстро взял себя в руки.

— Ты мог послать за мной, — мягко сказал Руан, — и я бы приехал.

Тал улыбнулся. Слова Руана были явно приятны ему.

— Да, но я хотел, чтобы ты вырос среди англичан. Анна открыла для меня мир. — Он взял Руана за руку. — Никто не сможет победить ланконцев, мой мальчик. Мы устояли против гуннов, славян, аварцев и Карла Великого. — Он помолчал. — Правда, мы не пережили проповедников. Они крестили нас. Но устояли против всех захватчиков. Мы, ланконцы, можем победить кого угодно, кроме самих себя, — печально добавил он.