Онлайн книга «Дом грозы»
|
— Тебе правда станет легче? Нет… — Нет. — Нока всхлипывает. Но тогда тот факт, что они в одной постели, действительно ничего не будет значить. Нимея, немного помолчав, продолжает: — Хорошо, как скажешь. Придумай оправдание, почему ты был в Ордене и делал все эти вещи… Я не могу поверить, что, если ты так любил свою иную, ты не остался с ней… — Я был с ней, просто она не видела. Я был с ней каждый день, поверь. И я делал для нее все, что мог. Нимея делает глубокий вдох, задерживает дыхание и выпускает воздух, успокаиваясь. — Что делал? — Я старался вовремя оказаться рядом и помочь… Это было проще делать с той стороны. — Так ты ради нее остался в Ордене? Только не любовь. Только не любовь всему причина. Нимея даже слышать этого не хочет, потому что его оправдания звучат приторно и сопливо. — Нет. Я просто никогда не понимал, чего хочет Сопротивление. К тому же на стороне Ордена была мама. Ей было некуда бежать. В тюрьме был отец, который заслужил тюрьму, но смерти я ему не желал, как и десяткам людей, которых я считал семьей. До революции мама никогда не была одна. Им я был нужен. А моя иная… у нее были свои близкие, своя семья, свои родители. Разные стороны, разные принципы, помнишь? Быть хорошим просто, Нимея. — Нока открывает глаза, не поднимая головы с его плеча, наблюдая теперь за тем, как шевелится живот Хардина, когда он говорит, и вздымается грудная клетка. — Быть хорошим и умереть или быть хорошим и потерять всех родных — это благородно и священно. Чтобы стать героем, которого любят, нужно просто страдать, кого-то потерять, а еще лучше — умереть смертью храбрых. А я не хотел ничего из этого, я хотел жить и видеть тех, кого люблю, живыми. Нимея зажмуривается и тихонько поскуливает, вспоминая тех, кого потеряла. И понимает, что была хорошей, что страдала, теряла, несла свою святость как знамя и гордилась собой и друзьями.Никогда бы Нимея не сделала другого выбора, но она, к своему стыду, понимает, о чем говорит Хардин. * * * Они лежат рядом уже вечность, прижавшись друг к другу, как два растерянных ребенка, ищущих поддержки друг в друге. Нимея боится, что Фандер с ней заговорит, хотя, когда он наконец обращается к ней, испытывает облегчение. Она хочет поставить точки во всех вопросах, что скользкими змеями лезут отовсюду, стоит немного приоткрыть душу. — Скажи, — шепчет он в волосы Нимеи. — М-м? — шепчет она Фандеру в грудь. — Ты поняла… кто она? — Не надо, — шепчет быстрее, чем успевает испугаться, но сердце в груди начинает биться очень горячо и болезненно, будто кто-то со всей силы сжал его раскаленными пальцами. Оно трепыхается, пытается вернуться в прежний ровный ритм, но безуспешно. Фандера Хардина потянуло на откровения. Нимея еще крепче вжимается лицом в его грудь, а он крепче притягивает ее к себе. Не продолжай, все было так хорошо, потому что так и не было произнесено вслух. Только что Нимея была в полной безопасности, отрешенная и полная чужого тепла. — Хорошо. Не буду, — спокойно соглашается он, целуя ее в макушку. Нимее невероятно тепло. Тело горит там, где его касаются чужие руки, и это согревает, отказаться сейчас от его прикосновений — непозволительная глупость. Пользоваться Хардином не кажется чем-то неправильным. — Расскажи мне еще про то, как ты ее любил. — Противореча самой себе, Нимея тревожит вновь открытую рану. |