Книга Золото и пепел. Хроники города номер Три, страница 22 – Мария Соколова

С душераздирающим воем ржавых механизмов лифт медленно погружается в темную бездну, на -8 уровень. Скрипучие двери, кажется, вот-вот развалятся на части. Под ногами, на полу, темнеют подсохшие пятна крови, а в воздухе все еще витает ее тяжелый, металлический запах, смешанный с сыростью и плесенью.

Дэн стоит неподвижно, будто парализованный, лишь дробовик в его руках мелко дрожит. Дыхание частое, прерывистое. Резкая вспышка света выхватывает из полумрака его бледное лицо, глаза полны неподдельного ужаса. Он кидает на меня взгляд и тут же отворачивается. Его губы беззвучно шевелятся, точно он пытается что-то сказать, но слова застревают в горле.

— Ты прав, — наконец шепчет он, голос дрожит и почти тонет в гуле лифта. — Я обуза. Но у меня сын, ему всего три месяца… Жена дома с ним, еще не оправилась после родов. Врачи говорят, нужно ждать. Нам отчаянно нужны деньги, Кайл, просто чтобы выжить. Мне хотя бы полгода продержаться, пока она не сможет вернуться к работе продавцом в торговом центре. Я искал хоть какую-то подработку, но мне ясно дали понять, что это не по правилам. Меня ведь сначала одного хотели отправить, но я выпросил опытного напарника на первый раз. Вот меня к тебе и приставили. Я не хочу туда, понимаешь? Не хочу! Но у меня нет выбора…

В груди неприятно сдавливает при взгляде на парня.Его дробовик – жалкая пародия на оружие против тех тварей, что ждут нас внизу. Он не воин, не истребитель. Просто мальчишка, которому не повезло в десять лет оказаться среди пятидесяти процентов неудачников во время распределения. С пяти лет нас учат в школе, что выбор случаен и беспристрастен, что все мы равны перед судьбой и стать истребителем – великая честь. Но как бы ни старалась пропаганда, никто не рвется идти в истребители добровольно. И если жребий так справедлив, почему среди новичков за последние годы я не помню ни одного ребенка из богатой семьи?

— Просто держись позади, — хмуро отвечаю ему. — Не глупи и не вздумай геройствовать.

Раздаётся протяжный скрежет металла, и лифт замирает. Двери нехотя, с мучительным скрипом разъезжаются, открывая ненасытную черноту -8 уровня. Ледяная, липкая сырость бьет в лицо, неся с собой тошнотворный запах разложения. Воздух тяжелый, пропитан смрадом гниющей плоти и затхлой воды. Каждый вдох – как глоток яда. Тьма давит, будто вязкая смола, поглощая всё вокруг, и только свет фонаря на моём плече режет её тонким лучом. Обломки старых рельсов торчат из земли, искореженные, будто их грызли зубами. Выхожу из лифта, ступаю осторожно, еле слышно. За мной Дэн – от его шагов по туннелю расходится эхо.

— Тихо, — шепчу я, показывая на ноги. Он замирает и, испуганно озираясь, кивает.

Юго-западный коридор – узкий и тесный. Обвалившийся потолок обнажает ржавые балки, прогнувшиеся под тяжестью породы. Камни под ногами едва слышно скрипят, впиваясь в подошвы. Впереди раздается шорох, а затем низкий утробный рык, от которого волосы на затылке встают дыбом. Моментально вытаскиваю меч. Лезвие хищно блестит, отражая свет фонаря. Дрожащими руками Дэн в панике вскидывает дробовик. Да так он вместо монстра меня пристрелит! И тут из мрака выползает нечто змееподобное. Черная, лоснящаяся, как нефть, кожа отражает слабый свет. Десятки тонких кривых ножек суетливо цепляются за стены. Пасть оскаливается частоколом кривых, острых зубов. Белые слепые глаза ничего не видят, но раздувшиеся ноздри жадно улавливают наш запах. Оно шипит, звук режет слух, словно скрежет ножа по стеклу. Бросаюсь вперёд, удар в шею – клинок входит легко, ломая хрящи, и голова отлетает в темноту, окропляя землю черной кровью. Дэн стреляет, и оглушительный грохотэхом разносится по узкому тоннелю. Дробь уходит в потолок, сыплется пыль, камни падают с гулким стуком.