Книга Эхо Танорга, страница 154 – Селина Катрин

— Увы, время не щадит никого, — поймав мой взгляд, сообщил Пьер Легран. Он встал позади дивана, положив руку на плечо матери.

[1]М-14 — формально необитаемая планета ФОМ, на которой проходят нелегальные гонки. Подробнее в дилогии «Адвокат с Эльтона» и «Прокурор с Эльтона».
Дорогие мои,
Эта история постепенно подходит к концу. Я немножечко (множечко) замоталась с выкладками в параллель на нескольких сайтах, и планирую следующую историю о Карине и Никите писать эксклюзивно только здесь, а потому могу изменить график выкладки на прежний (ежедневно, но меньшими порциями). Зайдите в мой опросник в телеграмме, отметьтесь, кто как читает и кому как уобнее, чтобы я спланировла, ориентируясь на большинство)

Сам отец, к слову, за эти годы не изменился ни капли: моложавая подтянутая фигура, идеальный костюм-тройка, сшитый на заказ и подчёркивающий достоинства владельца, аристократически правильный для Цварга сливовый оттенок кожи, витые чёрные рога и — его личная гордость — роскошная толстая коса до пояса. Даже по лицу сложно было определить возраст сенатора Леграна, хотя, впрочем, цварги вообще живут чуть дольше таноржцев.

— Рад тебя видеть, сын, снова дома, — поздоровался Пьер, смягчив голос настолько, насколько мог. — И рад тому, что ты жив.

— Твоими стараниями, — не смог не съязвить я, вспомнив о выписке дока. Отец настаивал на сохранении воспалённых корней резонаторов, когда это угрожало моей жизни.

Пьер нахмурился, явно поймав осуждение в моём голосе, но в этот момент вошла прислуга и принялась сервировать стол для чайной церемонии. Сенатор Легран настолько сильно не любил, как говорится, выпускать кислород в открытый космос, что замолчал. Мама тут же перехватила инициативу и начала рассказывать об изменениях в доме и саду, какие соседи теперь живут в коттеджном посёлке, затем стала расспрашивать, как мне жилось на Танорге, как я смог устроиться на работу. Всё это время я слушал и кивал, отвечал практически автоматически, рассматривая обстановку.

Внешне многое изменилось — я помнил этот мебельный гарнитур, но у него изменилась обивка, камин переоблицевали свежим камнем, чуть светлее, чем раньше, паркет тоже явно перестелили. За гигантскими окнами в пол на фоне восхитительных пиков гор начинали распускаться розы. Но если раньше это были кусты, то теперь мама явно полюбила штамбовые розы — молоденькие деревья со стволами, куда прививаются цветы. Я одновременно и узнавал дом, и нет. Узнавал — потому что прожил здесь двадцать лет и знал фактически каждый уголок, не узнавал — потому что чувствовал себя чужим. Не в том смысле, что мне здесь не рады. Отнюдь. В том глубоком смысле, что раньше я здесь жил, переживал, бегал на свалки, разбивал коленки, рвал одежду, ходил на множество скучнейших курсов по этикету, ссорился с отцом и боялся его наказаний. Боялся его неодобрения и гневных окриков, что я не достоин рода Легран, а сейчас… Сейчас мне было всё равно.

Больше всего на свете меня волновалимысли о Мирославе, о том, всю ли верхушку синдиката удалось переловить к этому моменту и что сделает Елисей Варфоломеевич с Олафом, когда узнает, что тот собственноручно посадил меня в машину к похитителю. Нет, на Лоурена я подавать в суд, конечно же, не стану, он поступил так по распоряжению отца, но факты — упрямая вещь. Хороший полицейский должен чувствовать настрой окружающих людей и быть внимательным, а уж не заметить, что водитель цварг, а не человек, — это и вовсе надо было не смотреть на водительское место.