Книга Возвращение под небеса, страница 8 – Злата Косолапова

Маша попала в два процента детей, у которых до сих пор проявляется реакция на радиоактивную пыль.

В те минуты, когда он всё понял, он не знал, что делать.

Его Юли уже давно не было рядом, она умерла. И Орлов тогда умер вместе с ней. Пусть не физически, но морально. И только вера и дочь помогли ему хоть как-то преодолеть скорбь. А теперь он может потерять ещё и Машу…

Но сейчас у него есть шанс спасти её. Для Юли шанса не было, но он есть для Маши. И он не позволит смерти даже приблизиться к его дочери раньше времени. Алексей нахмурился — Маша должна поехать в «Адвегу» с ним или без него.

— Она поедет. Конечно же, она поедет, — прохрипел Орлов, со скорбью глядя куда-то в сторону. — Я не буду упускать такой шанс. Сухонин не будет церемониться. Но, Миша, скажи мне…Как мне её отпустить одну? Она ведь так мала. Сухонин вылечит её, проведя терапию, но сделает всё, чтобы её жизнь стала настоящим адом там, в этом бункере. Ты же знаешь, как он ненавидит меня. Ты знаешь, как он ненавидит всю мою семью после того, как его жена умерла. Конечно же, я отправлю Машу туда. Но тридцать лет! Она никогдане простит меня. — Алексей в немом ужасе покачал головой. — Никогда не простит за то, что я на тридцать лет запер её в этой тюрьме. Отправившись туда, она лишится всего, что делает её счастливой сейчас. Как она переживет расставание с дорогими ей людьми? Как она будет жить среди жителей бункера? Ты же знаешь, Миша, она тихий, скромный ребенок. — Алексей нервно водил рукой по подбородку. — Она не умеет за себя постоять. Даже здесь она попадает в передряги, и только твой Антон её защищает. А что же будет там?…

— Да пойми ты, что твоя дочь умирает! — грозно рявкнул Соболев, стремительно поднимаясь с места и ударяя кулаком по столу с такой силой, что Алексей едва не подпрыгнул. — Не будь дураком, Орлов! Твоя жена умерла несколько лет назад. Ты едва пережил это, а теперь ты хочешь остаться совсем один? — Соболев встав в полный рост, сверкнул ясными глазами в сторону Алексея. — У твоей дочери пока крепкое здоровье, но ты сам знаешь, насколько сильно у неё уже развилась аллергия. Скоро она не сможет дышать, а ты думаешь о том, какие у неё будут отношения с малолетками из бункера?!

На несколько минут в комнате воцарилось молчание. Алексей опустил глаза — Соболев прав, он, Орлов, ведёт себя, как ребенок.

— Прости, — сказал Алексей, ощущая стыд и щемящую боль в груди. — Ты прав.

Соболев притушил сигарету. С мрачным, задумчивым видом он крутил бычок, вжимая его в расцарапанное металлическое дно пепельницы.

— Ты сам знаешь, насколько редка сейчас аллергическая реакция на радиоактивную пыль, — наконец произнес Михаил, откидываясь на спинку кресла и складывая руки на груди.

— Два процента, — сказал Алексей. «Какая страшная цифра…», — вдруг подумал он. — Два процента вероятности. В восемь раз меньше, чем у всех «постъядерных детей», родившихся в бункерах. И в двадцать раз меньше, чем у всех нас, родившихся вне карантина.

— В бункерах их прививают сразу. Ты сам знаешь, что терапия против этой дряни была придумана ещё до войны, — прохрипел Соболев, невесело и горько усмехаясь. — Они же знали о том, что радиационная аллергия будет развиваться после катастрофы. Они всё прекрасно знали.

В кабинете архонта снова воцарилось напряженное молчание. Орлов понимал только одно — его, Алексея, возмущение, ярость и гнев бессмыслены. У него нет выхода — Машу нужно былоотдать в «Адвегу». Только так её можно было спасти. И если его туда не пустят, значит, он туда не пойдёт. Он будет ждать её все эти чертовы тридцать лет. И вернется за ней к дверям проклятого бункера ровно в тот день, когда её терапия будет закончена.