Книга Хозяйка разорённого поместья Эшворт-холл, страница 10 – Айлин Лин

– Мерзавка! Ух и накажут тебя! – визжала кухарка, что есть мочи. – Миледи вернётся и запорет тебя на конюшне!

И мне вдруг это всё надоело, – я, передёрнув плечами, холодно прищурилась, резко шагнула вперёд, без страха заглянув в лицо поварихе, опешившей от моего манёвра.

– Как ты смеешь поднимать руку на меня, дочь барона Эшворта? – мой голос был тихим, вкрадчивым, в нём звенела сталь. Я вовсе не боялась, что эта туша может на меня напасть. – Ещё одно слово, Гарета, и завтра ты будешь искать новое место. Без рекомендаций. Так что не забывайся.

Гарета резко со щелчком захлопнула рот. Её рыхлое лицо исказилось от шока. Она мелко затряслась и в ужасе сделала шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Тётка молчала, не в силах выдавить из себя и звука, только пучила глаза и хватала воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Т-ты… В-вы… как смеешь мне такое говорить?! – охнула она дрожащим голосом.

– Повторюсь: не забывайся! – нахмурилась я, и, прищурившись, приказала: – Поди вон. И чтобы я тебя не видела, до самого возвращения дражайшей леди Дарены.

Кухарка икнула. Глаза едва из орбит не выпали. Но послушалась и, оглядываясь почти на каждом шагу, устремилась прочь из кухни.

Я облегчённо выдохнула и, стараясь не показать, как дрожат колени, повернулась к замершим изваяниями свидетелям всей этой сцены.

– Давайте пойдём спать, ночь на дворе, а утром нас ждёт много важных дел.

Я вернулась к себе, устроилась на лежанке, и сама не заметила, как провалилась в сон, в этот раз без всяких жутких видений.

Время замедлило свой бег, телу требовался отдых, чтобы восстановиться.

Петухи кукарекали всё громче, настойчиво пробиваясь в моё сознание через плотную завесу глубокого сна.

Кукареку-у-у!!! – особенно громко и прямо под моим окном.

Я, раздражённо нахмурившись, перевернулась на другой бок и тут…

Баб-бах!

Дверь моей каморки распахнулась с такой силой, что, ударившись о стену, жалобно скрипнула и затряслась. Грохот эхом прокатился по помещению, вышвырнув меня из дрёмы в реальность так же грубо, как накануне из небытия.

Я не успела даже сесть, не успела сфокусировать взгляд. Чья-то тень, огромная и бесформенная в тусклом утреннем свете, нависла надо мной. Сильные, безжалостные руки схватили меня за плечо и лодыжку. Пальцы впились в тело, как клещи, и мир перевернулся. Боль в ушибленных рёбрах взорвалась ослепительной вспышкой, выбив из лёгких весь воздух. Я беззвучно открыла рот, пытаясь закричать или хотя бы вдохнуть, но тщетно.

Меня стащили с убогой лавки с той лёгкостью, будто я вовсе не человек, а набитая соломой кукла. Секундный полёт, и моё тело с глухим стуком упало на холодный пол коридора.

Я лежала на боку, свернувшись в клубок и отчаянно пытаясь отдышаться. Каждый вдох отзывался мучительным спазмом в груди. В глазах плясали тёмные пятна, а в ушах стоял гул. Сознание то уплывало, то возвращалось, цепляясь за острую, отрезвляющую боль.

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем я смогла разлепить веки.

Прямо передо мной замерла фигура, чётко очерченная лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь мутное окно в конце коридора.

Она была высокой, статной, лет сорока пяти, поразительно красивой. Холодной, неприступной красотой хищной птицы. У неё были тонкие, аристократические черты лица, безупречная осанка и презрительно поджатые губы. Тёмные волосы уложены в сложную высокую причёску. Платье из тёмно-зелёного бархата необычайно ей шло, роскошная ткань наряда незнакомки резко контрастировала с обшарпанными стенами. Её руки в тонких перчатках были скрещены на груди, а глаза цвета летнего неба смотрели на меня с ледяным презрением.