Книга Сны с чёрного хода 2, страница 87 – Алексей Небоходов

– Я проверил твои данные, – произнёс он ровным голосом, ни на секунду не отводя от неё глаз. – Моральные показатели стабильны, отклонений нет. Квота на личную близость также используется в установленных пределах.

Лия почувствовала, как холодок прошёлся по её спине. Она не была удивлена тем, что её квота контролируется, но слышать это в таком сухом, формализованном тоне всё же вызвало у неё неприятное ощущение. Здесь всё было измеримо, всё подчинялось расчёту. Даже отношения, даже близость.

Антон переключил взгляд на терминал, проводя пальцем по экрану, сверяя какие—то данные.

– Оценка благонадёжности остаётся высокой. Совет Разума удовлетворён твоими последними выступлениями. Однако… – он сделал едва заметную паузу, будто взвешивая, стоит ли продолжать.

Лия не спросила, что именно он имеет в виду. Она знала, что это прозвучит само собой.

– Однако твои контакты с Александром могли бы отразиться на общем рейтинге. Совет не усматривает в этом серьёзных нарушений, но их частота привлекла внимание аналитиков.

Он произнёс это с подчеркнутой мягкостью, но в его тоне сквозил ледяной оттенок предупреждения. Антон не выражал осуждения, не предъявлял претензий, он всего лишь излагал факты, но именно эта холодная объективность делала их особенно жёсткими.

Лия взяла чашку чая, но не сделала глотка. Она опустила глаза, давая себе мгновениена размышления.

– Я понимаю, – ответила она нейтрально, тщательно подбирая тон.

Антон кивнул, вновь сосредоточившись на данных перед собой.

– Прекрасно. Совет Разума рекомендует сохранять осторожность.

Он говорил так, будто речь шла о финансовых отчётах или оптимизации производства, но не о личной жизни. И, по сути, так оно и было. В этом мире личное было лишено эмоционального веса, сведено к показателям, расчётам и строгим параметрам благонадёжности.

Лия не сомневалась, что любое её действие, каждый шаг, каждая встреча – всё фиксировалось, анализировалось и оценивалось. И если пока Александра лишь заметили, значит, следующий шаг будет сделан, если она не исправит курс.

Но что означало исправить? И хотела ли она вообще это делать?

Лия сидела в чёрном автомобиле с гербом Союза писателей СССР на дверце, наблюдая, как за окнами проносится Москва. Город изменился. Он был не таким, каким запомнился ей в прошлом. Казалось, что сама ткань времени сгустилась, вобрав в себя десятилетия пропаганды, технологических достижений и жесточайшей дисциплины.

Терракотовые фасады зданий, отполированные до идеального блеска, тянулись вдоль широких проспектов, над которыми возвышались экраны, транслирующие бесконечные лозунги. Они сменяли друг друга с математической точностью, отмеряя время, подобно гигантским курантам. «Один народ, одна партия, один Разум», «Свобода – это осознанная необходимость», «План есть воля государства» – призывы неслись с экранов ровным, негромким голосом, словно не требовали реакции, а лишь подтверждали порядок вещей.

На улицах не было привычного шума. Люди двигались быстрыми, уверенными шагами, без ненужных остановок, без суеты. Потоки пешеходов были организованы, словно кровеносная система живого организма, ни один человек не отклонялся от заданного маршрута, не нарушал ритма. Вдоль дорог курсировали элегантные чёрные автомобили, каждый из которых двигался с выверенной скоростью. Никаких пробок, никаких хаотичных манёвров – только идеальный порядок.