Книга Никаких аристократов, или Фальшивая Невеста, страница 99 – Марина Бреннер

— Плачет, потому что его отец — болван, — фыркнула Эллинора, поудобнее усаживаясь в импровизированной постели — Переживает! Ему ведь жить с тобой в одном доме.

Если сказать честно, она сейчас ревновала... то ли сына к Дариону, то ли Дариона к сыну, понять было трудно. Отношение, которое день ото дня и час от часу демонстрировал Смотритель к младенцу, было странным на её взгляд.

Когда — то давным давно, и Эллинора уже даже и не помнила от кого, но слышала она утверждение о страннойлюбви отцов к детям, ну... пока они ещё маленькие.

"Мужики младенцев не ощущают своими. До отцов начинает "свойствО" доходить, когда ребенку стукнет лет пять, не меньше! А то и позже. Для любого мужика малое дитё ничего не значит. Просто есть и есть..."

Теперь же, муж лейды Раймер разбивал в пух и прах все эти "жизненные" утверждения. Любой писк младенца срывал его с постели среди ночи. Любой шум, доносившийся снаружи, заставлял хвататься за кинжал. Любое кряхтение ребенка наводило панику. А уж хныканье или плач вообще лишали покоя.

— У него ничего не болит? — мучал Дарион вопросами Нелсона и Кэт — Точно? Он здоров?

Получив утвердительные ответы от обоих, успокаивался. Но... вскоре всё начиналось снова.

"Вернемся домой, остынет, — повторяла про себя Элли — Ко мне ведь остыл..."

О, лейда Раймер просто не представляла себе, насколько... нет. НАСКОЛЬКО была неправа!

Откуда она могла знать, ЧТО чувствует супруг, когда ложится рядом в жесткую, походную постель, если непонятная ревность туманила ей разум?

И откуда она могла видеть сейчас, как отводит он глаза от её обнаженных ног, плеч, рук, струящихся по спине распущенных волос...

Округлых, налитых молоком грудей, с лежащими на них теперь крохотными детскими пальчиками... ставшими крупными сосков, тревожимых розовыми губками сына...

Откуда Элли могла всё это чувствовать и видеть, когда неясная горячая ревность жрала рассудок и застилала глаза пеленой?

"В самом деле, — рассуждала Смотрительница, часто лежа рядом с дремлющим супругом, прижавшись щекой к его плечу — Он же меня не любит. И никогда не любил... А это всё — просто долг. Дарион, он... очень совестливый, вот и всё. Вот и всё... Ну и ладно."

Ладно так ладно. Они женаты. И у них есть сын. Это... крепче всех клятв и любви, которой... может, и нет вовсе?

...Эллинора глубоко вздохнула. Потом, забрав кряхтящего младенца из рук воркующей Катарины, принялась кормить.

— Дарион, — сказала, не поднимая глаз и не заметив, что муж опять отвел взгляд — Как мы его назовем? Это должен решить ты. По правилам, давать имя первенцу должен мужчина, самый старший в семье.

— Леннер, — отозвался тот, прикрыв глаза и стараясь прогнать прочь сладкое видение обнаженных белых грудей жены — Как моего отца. У меня был неплохой отец, Элли. Местамисволочь, конечно. Но в целом, да. Неплохой.

Эллинора согласно кивнула. Это имя ей нравилось.

Так звали одного из учителей в Нордаксе — доброго, вежливого старичка, бубнящего уроки тихим голосом и с легкостью прощающего нерадивым ученикам возню, смешки и списывания во время экзаменов...

— Мы с Гортом сейчас уедем, Элли, — объявил Смотритель, почему — то шумно выдохнув. Будто боролся с чем то невидимым — Требуется отвести пленников в Парм, заключить под стражу в ожидании суда и казни. Этим падлам место в тюрьме, а не рядом с моей семьей. Отправим колонну и назад. Вернемся к вечеру.