Книга Влюбленная, обреченная, заговоренная, страница 177 – И. Б. Циммерманн

Одно лишь тепло тела способно свести с ума изголодавшуюся кровососущую нежить. Может, Борис и укусостойкий, но рано вечером они не просто такотказывались от объятий.

– Половина времени прошла, – пробормотал комиссар. Он расслабленно облокотился на стол и смотрел на свои часы. По крайней мере, так он не сможет ни выстрелить, ни достаточно быстро выхватить кол, если Борис укусит. Мона была в равной степени растеряна и рассержена. Она не знала, что злило ее сильнее – это ужасно нечестное испытание или совершенно бесстрастное выражение лица ван Хельсинга. Как будто он здесь имел дело с каким-то преступником. Обыденность с, возможно, ужасными последствиями для ее лучшего друга, но его это, похоже, не волновало.

Борясь с собой, стоит ли ей вмешаться или даже позвать Бальтазара, Мона раскачивалась с пятки на мыски перед решеткой. Она видела, с какой силой Борис сейчас стискивал кулон. На кистях выступили сухожилия, а рука опасно дрожала, столько силы он в это вкладывал.

– М-м-м… время вышло, – спокойно произнес ван Хельсинг и наконец аккуратно потянул запястье из клыков вампира. Однако Борису оказалось сложно его отпустить, он захныкал. Ван Хельсинг со вздохом снова подался вперед. Встряхивание не помогло, Борис продолжал удерживать его запястье, зажмурив глаза, и Мона заметила, как он вдохнул. Что, если сейчас он почувствует запах жизни? Свободная рука служащего поднялась, и Мона напряглась всем телом. Борис уже укусил? Куда целился комиссар? Потянулся за оружием? Мысленно формулируя заклинание, она встала на мысочки, но, кроме изумленно выпученных глаз Бориса, ничего не рассмотрела. Она проследила за его взглядом. Ван Хельсинг поднял руку и сказал: – Я забрал твой нос!

Борис тут же его отпустил. Охотник на вампиров действительно ущипнул его за нос, и Борис явно был так же удивлен и сбит с толку, как и Мона, которая опустилась обратно на пятки и разжала пальцы, которые уже подняла для щелчка.

– Что, простите? – ахнув, возмутился Борис. Однако ван Хельсинг уже без единого слова встал и вытер руку о рубашку.

С плеч Моны свалилась тысяча гор, и она, словно парализованная, наблюдала, как второй сотрудник отпер решетку, вынул из кармана шприц, и теперь Борису явно стало не по себе. Как только Рупрехт нашел его руку и ввел иглу, Борис сильно вздрогнул. Ван Хельсинг между тем вышел из клетки и потянулся за ручкой в кармане рубашки.

– Вы… вы… – зарычала Мона, к которой в конце концов вернулся дар речи. – Кем высебя возомнили? Ни один вампир против такого не устоит! Да и как? Что это еще за проверка? В документах это не так описывается, мне не так это преподносили!

– Знаю, – лишь небрежно ответил ван Хельсинг. Он тем временем достал из кармана брюк лист бумаги и начал что-то записывать.

– Это… так обращаются с преступниками! А Борис не преступник! – Мона сделала шаг к сотруднику полиции. Чересчур маленькая, она тем не менее изо всех сил старалась выглядеть перед ним как можно убедительнее.

Ван Хельсинг пожал плечами. Потом он, очевидно, закончил делать пометки и протянул листок ей. Мона в недоумении уставилась на написанное от руки разрешение.

– Госпожа Хасс, этому вампиру больше двух тысяч лет, и на исправительных работах он был за совершенное преступление. Две тысячи лет, и он ни разу не проходил современный тест на пригодность. Думаю, вы понимаете, почему в таком особенном случае мы вынуждены действовать иначе.