Книга Полукровка, страница 61 – С. И. Вендел

Но стоило ему вернуться в их лагерь, как вся тяжелая работа рук пошла прахом.

Сорча склонилась над щенком, говоря ему всякую чушь и почесывая живот, пока Даррах катался по земле и пытался укусить ее за пальцы.

Он знал, что попал в беду — он и раньше испытывал похоть, позволял своим мыслям безудержно вращаться вокруг оркцесс. Он представлял, как будет лежать с ними, обладать ими в течение ночи, наконец-то исследовать чужое тело и получать ответные прикосновения. Каково это — наконец-то погрузить свой член в тепло жаждущей женщины? В юности его мучили сомнения.

Когда же он смотрел на Сорчу, ему хотелось всего этого и гораздо большего.Он хотел заключить ее в объятия и прижать так сильно, что она стала бы частью его, так близко, что никогда не смогла бы ни уйти, ни расстаться с ним. Он хотел узнать, каково это — быть внутри нее, окруженным теплом, и слышать, как ее стоны эхом отдаются в его ушах.

Орки были алчными существами, и он желал ее так яростно, что уже знал — пути назад нет. Вероятно, он знал это еще до того, как его член впервые встал на нее.

Он слышал о том, что самцы испытывают подобные чувства и делают всякие глупости, чтобы угодить своим самкам. Истории, которые он слышал, и совокупления, которые он видел в клане, сбили его с толку, потому что он не мог себе представить, что так сильно потеряет голову — глупость убивает.

Затем Сорча улыбнулась.

Судьба, он был таким глупым. И он не собирался останавливаться.

Потому что никто не сказал ему, никто не предупредил о том, насколько увлекательнымибудут такие чувства.

Затем она улыбнулась ему, позволив Дарраху укусить один из пальцев, зажатых между его детскими лапками.

Сердце Орека забилось в неровном ритме.

Внутри него всегда было уродство, часть,которая причиняла боль, завидовала и желала,и даже она была влюблена в нее. С ней, для нее,все было по-другому — темное чувство собственничества, которое все еще хотело, но также тосковало и беспокоилось. Оно хотело заботиться о ней.

Когда он мог, он просыпался раньше нее, чтобы начать утренние приготовления и прибраться в лагере. Он поднимал ее рюкзак с земли, чтобы она могла просунуть руки в ремни. Он придерживал уголки одеял, когда она настаивала на том, чтобы аккуратно сложить их перед отправкой в путь. Он всегда отдавал свой лучший мех, — заслуга этой темной части души, нуждавшейся в том, чтобы ей было тепло, комфортно и безопасно.

И чтобы она была окружена чем-то, что пахло им.

О, да. У него были большие неприятности. Раньше он никогда не заботился о чем-то или ком-то, считал себя неспособным к этому.

Но он был более чем способен — и так, так хотел.

Упрямая женщина настаивала на том, чтобы все делать самой, и даже пыталась заботиться о нем. Он позволял ей, когда это означало прикосновения, и, честно говоря, не только темная сторона хотела впитать в себя ее внимание. Он позволял ей быть полезной, нанося мазь или подавая ему ужин. Казалось, она хотела этого, и ему нравилось наблюдать за ней. Когда ее внимание было сосредоточено на задании, он мог смотреть на нее сколько угодно, не опасаясь быть пойманным.

Действительно, волчонок.

— Выглядит безопасно? — спросила она, вставая. Она кивнула в темноту, туда, где река протекала недалеко от их лагеря.

У него перехватило горло, и он кивнул.