Книга Выбор, страница 109 – Галина Гончарова

Танька о таком завсегда знала. Понимала она, что не красавица, ну так что ж? Зато она умница! И просчитает все правильно, и сделает, и приданое у нее уж хорошее есть, конечно, бояре или бояричи ее замуж не позовут, а вот кое-кто из стрельцов и засматривается. И плевать, что перестарок, уж двадцать три года ей! С хорошим-то приданым она в любом возрасте люба будет. А еще она из палат уходить не собирается. К чему ей оттуда уходить, где она на своем месте и свою выгоду малую имеет?

Так что и потом мужу она принесет пользу великую.

Но мужа покамест нет, а вот заветная кубышечка есть. Сегодня Танечка ее и пополнит еще, серебром полновесным.

Открыла дверь, внутрь скользнула.

– Вот, боярин, возьми платок, принесла я, что ты сказал.

– Волос Устиньи Алексеевны?

– Как есть! Видишь сам – рыжий, длинный, у нее сама вырвала.

– За косу, что ль, боярышню таскала?

– Нет. Зелья сонного ей чуток сыпанула, а потом и пришла. У нее не то что волосы выдрать – обрить можно было налысо.

– Понятно. – Боярин Раенский волос принял бережно, в карман сунул. – Что ж, хорошую ты мне службу сослужила.

Танька кивнула, руку за вознаграждением протянула.

Бояринлевой рукой из кармана мешочек с серебром достал, ближе подошел…

Почему так под сердцем стало холодно?

Танька не знала.

Просто кольнуло что-то… и руки стали весить неподъемно, и глаза закрывались… не больно, просто холодно, холодно…

Боярин Раенский сунул серебро в карман, пнул ногой труп.

Так-то.

Когда б эта дура доступ в покои боярышни имела, дело другое. Боярышня б ей доверяла, чего уж проще – волосок принести али платок какой? Ан нет!

Не верит ей боярышня, и близко к себе не подпускает, и волосы свои все сжигает, и сестра при ней… Как начнут разбираться, почему уснула боярышня, там и Таньку припомнят. А как припомнят ее, так она и боярина выдаст.

А к чему ему обвинение в колдовстве?

Вовсе и ни к чему даже…

Вот и пришлось умереть идиотке, туда ей и дорога.

Боярин выдернул из трупа кинжал, теперь уж можно, кровь осела, не забрызгает, вытер его об одежду убитой – и вышел из кладовки. Дверь за собой запер наглухо.

До вечера подождет он, а потом придет да через потайной ход труп и вытащит, и в Ладогу скинет. Пусть ее там раки сожрут начисто, дрянь бестолковую. И не жалко даже, чего их, продажных шкур, жалеть-то? Правильно, нечего.

Другой эпитафии Танька не удостоилась.

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Что-то дальше будет?

Чего мне ждать?

Порча? От порчи мы сбереглись, и Аксинья, и сама я. Не попортят нас, не сглазят. Не навсегда ритуал этот работает, ну уж сколько есть. На мужчину он на год накладывается, на бабу – от крови месячной до крови, но мне покамест и не надобно более. А чего еще ждать надобно?

Кому Танька мои волосы понесла? Кому отдать хотела?

Знать бы – кто, узнаю и для чего.

В тот раз на отборе… Ох-х-х!

Дура я!

И жива была – дура дурой, и померла – дурой осталась. Как же не вспомнила я! Идиотка!

А ведь в тот раз на отборе был… несчастный случай. С боярышней Утятьевой!

В тот раз она мне соперницей была, и серьезной. Фёдор колебался, я надеялась, он ее выберет, а потом… потом, надо полагать, кто-то вроде Таньки взял волосы Анфисы Утятьевой. И буквально за несколько дней боярышня опухла, прыщами покрылась… как Верка?