Книга Истина в деталях, страница 85 – Р. С. Болдт

То, как идеально они прилегают к моим.

Когда я решаюсь и подношу свои губы к его губам, он не колеблется. Мы сливаемся в поцелуе, которого я так жажду, и из глубины его груди вырывается стон.

Наш поцелуй нуждающийся, страстный, но за его пределами скрываются эмоции, которые я боюсь признать. Особенно, когда улавливаю слабый намек на страх и сожаление.

Решительно я отодвигаю все это в сторону, понимая, что мне необходимо не отступать. Я не могу позволить себе отвлекаться на нюансы мужчины, который излучает угрозу и опасность, но при этом скрывает нежность, о которой я даже не подозревала.

Я бросаюсь в поцелуй, потому что не могу позволить ему еще глубже проникнуть в глубины моего сердца.

Не больше, чем он уже сделал.

Нико

— Куда мы опять едем? — спрашивает Оливия.

— Не любишь сюрпризы, да?

Она смеется, и я клянусь, этот смех окутывает меня теплом.

— Не совсем.

Она отворачивается и смотрит в окно, пока я веду машину, и я решаю сжалиться над ней.

— Мы едем в «дыру в стене». Это все, что я могу сказать.

— Сколько еще?

— Это эквивалент «мы еще не приехали»?

Она хмыкает, но, когда я бросаю на нее взгляд, она улыбается. Черт возьми, она красивая.

Разговор по дороге легкий, почти беспечный. Словно голодающий, хватающийся за любую чертову крупицу информации, я хочу узнать то, что не найду больше нигде.

— Если бы тебе пришлось питаться одним видом пищи до конца жизни, что бы это было?

Она отвечает быстро, без колебаний.

— Суши, без сомнения.

— Не могу тебя в этом упрекнуть.

— А ты?

Я бросаю на нее быстрый взгляд.

— Мне подойдут любые морепродукты.

Сосредоточившись на дороге и убедившись, что Маркус и Тино все еще едут за нами, я сжимаю руль одной рукой, а другая лежит на консоли между нами. Мои пальцы переплетаются с ее пальцами, и я не могу удержаться, чтобы не провести большим пальцем по ее мягкой коже.

— Ты… — Оливия колеблется, прежде чем продолжить. — Твой отец еще жив?

Улыбка появляется на моих губах, когда я вспоминаю о своей маме.

— Нет. Мой отец давно ушел из жизни. Остались только мама и я, пока она тоже не скончалась.

— Мне очень жаль, — мягко говорит она. Вот что характеризует Оливию. Когда она выражает сочувствие, это не пустые слова, сказанные из чувства долга. Ее слова настоящие.

— Нам было лучше без него. Мама была лучшей. — Сам того не осознавая, я крепко сжимаю ее пальцы. — Она бы полюбила тебя.

— Ты так думаешь? — смесь любопытства и уязвимости окрашивает ее слова.

— Да, черт возьми. — И это правда. Она может быть чертовски зла на меня за те крайности, на которые я иду в своей жизни, в этом нет сомнений. Но если бы я привез Оливию домой, чтобы познакомить ее с ней, она была бы на седьмом небе от счастья.

При этой мысли у меня болезненно сжимается в груди. Я прогоняю сожаление о том, что этого никогда не случится, и прочищаю горло.

— Если бы ты могла путешествовать в прошлое, с кем бы хотела поговорить?

Оливия замолкает надолго, и я смотрю на нее, чтобыувидеть, что она смотрит в окно. Когда я возвращаю свое внимание на дорогу, она тихо отвечает.

— С родителями. — Словно понимая, что необходимо уточнение, она поспешно добавляет. — Теми, кто меня вырастил.

Я сжимаю ее руку, пытаясь хоть как-то утешить. Некоторое время мы едем в легком молчании, и только когда въезжаем на Рикенбекер-Козуэй, я начинаю говорить. Мой голос звучит хрипловато, и я не пытаюсь скрыть эмоции.