Книга Дарханы. Академия Четырех богов, страница 42 – Евгения Александрова

Открывать глаза было больно. Я поморщилась от того, что свет бил в лицо, но не могла отвернуться и найти от него спасение. Наконец я поморгала и с трудом подняла опухшие веки. Надо мной по-прежнему были деревянные балки парусника, а не открытое небо и даже не мир после смерти.

Я повернула голову набок и поняла, что нахожусь в какой-то крохотной каюте, а рядом стоит вездесущий сероглазый дархан. Ожидающий момента, чтобы меня осудить, судя по всему.

— С возвращением, — повторил он слова моего брата.

— Мы не умерли?

Он присел передо мной на край сундука у койки, широко расставив ноги, едва помещаясь в этой коморке.

— Ещё нет. А я похож на проводника к небесам?

Я замолчала, долго и внимательно разглядывая его лицо. Наверное, слишком долго и внимательно, пытаясь разыскать как можно больше недостатков: и лицо слишком вытянутое, и мелкие шрамы на выбритом подбородке, и нос так выдается. На переносице и скулах видны веснушки от солнца: его светлая кожа явно не привыкла к солнцу.

Но почему-то все эти недостатки, хорошо видимые по отдельности, размывались, когда я смотрела на него целиком и особенно — когда невольно встречалась с пытливым, пристальным взглядом, похожим на сверкающую на солнце сталь.

Тогда почему-то я видела его иначе, будто одновременно целиком и при этом… только глаза. Я снова напомнила себе, что он маг живой энергии, прекрасно умеющий манипулировать людьми, и несколько раз с силой моргнула, прогоняя наваждение и зашептала одними губами по привычке обращение к Духам.

— Спокойно, — усмехнулся Бьёрн, склоняясь ко мне ниже, будто чтобы нас не слышали. — Мне не надо молиться.

— Я не тебе. Не вам. Мой господин, — я растянула рот в натянутой улыбке, вспомнив дурацкий проигрыш, ещёболее дурацкое условие дурацкого дархана и всё ещё не веря до конца, что смертельная опасность так легко закончилась.

— В шторм вы готовы были, кажется, поверить в любого.

Он коснулся моего лба, и я промычала от вспыхнувшей боли и отдёрнулась от его любопытных пальцев. Видимо, и правда разбила лоб, когда падала на палубе.

Я торопливо вскинула руки перед собой, вспомнив про пламя, и быстро убедилась, что новых ожогов не появилось… Ни у меня, ни у Бьёрна, похоже. Может, то было видение?

— Шторм закончился, — выдохнула я.

— Так всегда, — притворно-огорчительно вздохнул Бьёрн, будто расстроенный, как быстро из божества, каким виделся мне в шторм, стал простым человеком. — В штормах и войнах неверующих нет, но стоит буре стихнуть… Такие мы люди: не умеем быть благодарными вне опасности и когда это не требуется для спасения наших жизней.

Приподнявшись на локтях, я отползла до стенки и возразила:

— Я всегда благодарю наших богов за то, что они подарили мне жизнь.

— Может, мне тоже стоит благодарить ваших богов, что они не сожгли ночью наш корабль дотла? Или самого себя, что вовремя оказался рядом? — Бьёрн, уперевшись локтями в колени и соединив руки, перестал шутить, и от его тона у меня даже пробило позвоночник ознобом.

Значит, не видение. Корабль мягко, но ощутимо качнуло, а я заговорила, пытаясь подняться и занять положение поуверенней:

— Я думала, мы умрем! Это было страшно! Думала, что разобьемся… Я не могла сдержать себя, поэтому и просила помощи, поэтому и поднялась наверх, а вы… никто не слушал меня!