Книга Царица Теней: возвращение Персефоны, страница 32 – Инна Ласточка

Откровенно говоря, даже Цербер понимал, что Аид выполнил все условия брачной церемонии: спросил позволения отца, пришёл к согласию с невестой и, в конце концов, в присутствии свидетелей разделил с ней символ брака. Будь он смертным, даже боги не смогли бы упрекнуть его, но, по несчастливой случайности, он был богом, которого всегда упрекали за всё. Просто потому что он олицетворял самый большой и неотвратимый их страх.

Вода — олицетворение жизни, могла убивать, бесконечно меняясь и оставаясь собой. Молнии — олицетворение порядка, могли устроить небывалый хаос и лишить жизни тысячи смертных и полубогов, но только спокойный мрак царства Теней страшил всех до потери сознания. Аид — воплощение смерти, а значит, и воплощение вечного покоя — отчего-то стоял ниже тех, кто на самом деле мог принести невыразимые страдания… он стоял ниже братьев, но именно в этот день, когда Персефона взяла гранатовые зёрна из его рук, он понял, что ему не о чем жалеть.

Позже, когда все разошлись, а алое небо подёрнулось пепельной дымкой, Аид и Персефона устроились в её спальне на мягком ложе в окружении цветов. Аид ещё разбирал последние свитки, на которые успел отвлечься, она беззаботно любовалась им — это было так обыденно, так привычно, что Персефона совсем не чувствовала перехода в новый статус.

Аид полулежал, опираясь на локоть, он придерживал пальцем загибающийся край свитка и выглядел невероятно сосредоточенным. Когда он бросил на Персефону беглый взгляд, она улыбнулась ему, и он вдруг посмотрел на неё снова. Внимательно.

— Что? — он неловко убрал прядь волос за ухо. На нём не было ни короны, ни заколки, и его волосы свободно падалипо плечам, создавая пушистый ореол вокруг головы.

— Ничего, — сказала она, ощущая, как сердце сжимается от нежности. — Знаешь… тебя рисуют с рогами, стариком или самым жутким кошмаром, который только могут выдумать.

Аид не отводил от неё взгляда.

— А я не такой?

Персефона вмиг стала серьёзной.

— Нет. Ты… красивый и… добрый. Ты не властен над жизнью и смертью, в отличие от Зевса и Посейдона, ты лишь принимаешь неизбежное, хранишь порядок вещей в мире, и делаешь то, что должен.

— Делаю то, что должен, — эхом повторил он за ней и вдруг, наплевав на свитки, утянул её в объятья, прижав к себе так, что у обоих перехватило дыхание. — Я люблю тебя, — прошептал Аид, касаясь губами её уха, — люблю, — он прижался лбом к виску Персефоны, не решаясь сделать следующий шаг.

Персефона дрожала. Она повернулась к нему, насколько возможно было это сделать в его руках, и запрокинула голову… кончики её пальцев коснулись его щеки и медленно спустились к уголку губ, где замерли невесомо и трепетно, словно бабочка, готовая взлететь с лепестка от любого дуновения ветра. Персефона приоткрыла рот, собираясь назвать его имя, но мысли не желали становиться звуками. Дыхания Аида и Персефоны переплелись.

Возможно, её промедление и нерешительность создали неверное впечатление, а может, сыграли роль его собственные сомнения, но Аид отстранился и тихо произнёс.

— Теперь ты сможешь пойти, куда пожелаешь и насколько пожелаешь, я не стану препятствовать. Ты можешь ходить в пределах царства Теней или отправиться на Олимп, или…

— Замолчи. — Персефона поняла, что он пытается успокоить себя и не перестанет говорить, пока она что-нибудь не сделает. И она сделала. Высвободив вторую руку, Персефона обхватила ладонями его лицо и поцеловала…