Книга Сибирь, страница 61 – Настя Полос

— Ты испугалась?

— Когда?

— В поселении.

— Нет, — честно ответила я.

— А вот я — да. — Дмитрий слегка повернул ко мне голову, очертил торчащие из-под шапки волосы, глаза, нос, губы… Отвернулся, шумно вдохнул и вновь посмотрел. — Я испугался за тебя.

Не дожидаясь моих вопросов, и, возможно, зная, что я их не задам, продолжил сам:

— Не за отряд, а только за тебя. Я знаю, — его кадык дрогнул, — что ты связана с этим. Не напрямую, но все же. А еще, что ты не расскажешь мне. И это только твое право. Черт возьми, кто же из нас не имеет прав на свои секреты? Но… Твой секрет… Я знаю, Елена, какую отраву он несет в себе.

Щеку повело в сторону, но я не отступилась. Может, дыхание и стало громче, и меня пробил легкий озноб, но я не желала отдаляться от него. Как мотылек, что нашел тот самый огонь, но впервые его не опалило, не уничтожило. Этот огонь столь мягкий, но при этом греющийи безопасный, что сжалился над мотыльком и, снизив пламя, согласился согревать.

— Так чего именно ты испугался? — Я не стала ни соглашаться, ни отрицать его слов.

— Что ты подтвердишь мои опасения. Что все это, — горько произнес он, — закончится. Я даже не знаю, что это за «это», но я не хочу… отказываться от него.

Бух. Бух. Бух. Сердце глухо билось о ребра.

Веко одного глаза задергалось. Я прикусила щеку изнутри.

Тем временем Дмитрий продолжал:

— Но это не в моих принципах, Елена. Я не могу бросить свой отряд, не могу закрыть глаза на какие-то вещи. Я такой. Я не смогу измениться, потому что предам все: себя, своих родителей, что воспитывали меня. Может, я кажусь тебе идеалистом, но я такой. Его брови сошлись домиком, а в глазах загорелась печаль. Он повторил: — Я не смогу измениться.

— И не нужно, — отойдя на несколько шагов, сказала я ватным языком. Все мое тело будто сопротивлялось этим словам. Не соглашайся! Ты же хочешь другого! Ты же хочешь его! Запятнай, сделай похожим, сделай своим!— Ты должен оставаться таким! Обязан. А я…

Я не знала, как закончить предложение. Я не изменюсь; мое прошлое не изменить?

— Мы не сможем, Елена.

— Я знаю. Не сможем. Нам придется разойтись.

— Я покину тебя.

— Я о тебе даже не вспомню, — твердо заявила я, видя блеск в зеленых глазах.

— Как и я о тебе.

Мы стояли друг напротив друга. Уговаривали и внушали правильные для мира вещи, но такие неправильные для нас.

Но несмотря на произнесенные слова, которые должны были покончить с нами, оборвать любую надежду, поселить обиду в душе, мы просто стояли и смотрели. Будто не причинили — или, может, действительно не причиняли? — боль.

Вдруг Дмитрий полез в карман и вынул оттуда большое красное яблоко.

Я не видела яблок уже достаточно давно. В «Пути» они не приживались, а торговые поезда, которые приходили редко, привозили скудные запасы. Большинство раздавали жителям бесплатно, что-то продавали, но мне никогда не хотелось стоять в очередях.

— Лара, — произнес Дмитрий так, будто это давало мне ответы на все мои вопросы. — Всегда дает мне что-то в дорогу. У нее есть небольшая отапливаемая оранжерея, где они выращивают овощи и фрукты. Сказала, что яблок в этом году было ничтожно мало, но она сохранила одно для меня.

Я одутловато переводилавзгляд с фрукта на него.

Дмитрий протянул его мне.

— Будь мы в другой реальности, я бы позвал тебя в кино, подарил цветов, — Дмитрий усмехнулся и отвел взгляд, будто представил меня с букетом, — я бы ухаживал за тобой и дарил подарки, но в этой… — теперь на его губах появилась грустная усмешка, — я мало могу что тебе дать.