Книга Дикая Омега, страница 52 – Ленор Роузвуд

— Может, нам стоит… помочь друг другу, — размышляет он вслух, и его рука медленно скользит вверх по внутренней стороне моего бедра.

Я замираю, когда его пальцы касаются выпуклости в штанах — осторожно, почти нежно. Совсем не так, как он секунду назад вправлял мне плечо.

— Отъебись, — выдыхаю я, но слова захлёбываются, когда он сжимает мой член через ткань. Бедро дёргается само. Хуже того — мне это нравится. Он прав.

Быть взаперти в одном здании с этой омегой — с её запахом, с её телом, с её чёртовой сути— сводит с ума. Когда Тэйн впервые объявил, что у нас будет омега, я думал она снимет напряжение. Что будет… отдушина между миссиями, где ты не знаешь, вернёшься живым, мёртвым или будешь молить, чтобы тебя добили.

Она — как сирена в мягкой, тёплой коже. И теперь, когда её тело наконец набирает формы, заполняя одежду там, где раньше было только острые угловатые кости, мне становится ещё сложнее держать себя в руках.

Но вместо этого — только сплошная сладкая пытка.

И она, к тому же, меня терпеть не может.

Хотел бы я сказать, что это охлаждает меня.

Но, сука, делает только хуже.

Чума ловко расстёгивает мою пряжку, металл глухо лязгает в тишине. Я бросаю на него злой, мутный от боли взгляд, пытаясь собрать остатки своего обычного стёба, но в таком состоянии это бессмысленно. Пламя не разгорается — только дым.

— Какого хуя ты делаешь? — бурчу я. Но мы оба знаем — я не остановлю его.

— Помогаю, — спокойно отвечает Чума, стягиваяремень одним точным движением. — С твоим плечом ты сам вряд ли справишься.

— Святой Чума, защитник слабых, — усмехаюсь я, откинувшись назад.

— Я бы не называл тебя «слабым», — сухо замечает он.

— Отъебись, — огрызаюсь я. Ублюдок.

— Я о твоём достоинстве, — спокойно добавляет он. — И, к слову, лишний вес тебе идёт.

Я прищуриваюсь. Он слишком близко. Слишком наблюдателен.

Его руки замирают на пуговице моих брюк.

— Это для твоей же безопасности, Виски, — говорит он тихо, но твёрдо. — Ты слишком вспыльчив. И слишком заведён, чтобы находиться рядом с Айви в таком состоянии.

Во мне что-то рычит. Я поднимаю голову, игнорируя, как стены плавятся по краям зрения.

— Я никогда не трогал омегу против её воли, — рычу я. — И не начну.

Чума смотрит прямо на меня, не отводя взгляда.

— Не начнёшь, — подтверждает он. — Но если ты продолжишь ходить заведённым, как бомба, ты будешь бесполезен на поле. Поэтому замолчи и не мешай.

У меня почти выходит сказать ему, что он может засунуть свою «помощь» куда подальше, но слова застревают в глотке — он всё-таки расстёгивает мою пуговицу и вытягивает молнию. Мой член теперь свободен и уже достаточно тверд. Я резко втягиваю воздух, стиснув зубы. Не только от боли.

— Доктор сказал, значит доктор знает лучше, — произносит он с той самой сухой язвительной интонацией, будто вычитывает список назначений.

Он снимает перчатку — медленно, демонстративно, словно нарочно доводя меня этим ритуалом до бешенства. Я ненавижу, что это работает. Что он прав: я настолько взвинчен, что любой намёк на внимание только сильнее перевозбуждает меня.

И в следующую секунду он касается меня — не столько интимно, сколько уверенно, контролируя ситуацию так, будто я снова его пациент, а не… это.

Тело реагирует быстрее, чем мозг. Слишком быстро. Слишком легко.