Онлайн книга «Территория Дозоров. Лучшая фантастика – 2019»
|
Тернеция Хоут: Понятно. Тайлер Хоут: Скоро будешь? Тернеция Хоут: Ага. Передавай привет маме. … По данным оператора сотовой связи: Через двадцать минут после этого разговора Тернеция Хоут приобрела смарт в фирменном салоне «Старком». По данным авиакомпании «Эйр Франс»: Через двадцать пять минут после этого разговора Тернеция Хоут купила онлайн билет на рейс Старбак –Марсель – Лион. Через два часа десять минут после этого разговора Тернеция Хоут зарегистрировалась на рейс и покинула остров Старбак. … Показания Дарена Линца: вечером следующего дня он познакомился с Тернецией (во время вечеринки в студенческом кампусе на острове Старбак), вступил с ней в близкие отношения, периодически общался (по смарту и лично), а в ночь девятнадцатого дня, после взрыва в лаборатории, она исчезла. На следующий день он заявил о пропаже. Показания Тайлера Хоута: после разговора о деньгах дочь вернулась домой через полчаса. На следующий день она отправилась в путешествие на остров Старбак. Возможно, по пути она задержалась в Марселе на две недели (это подтверждают платежи с ее счета). Последний звонок от нее поступил на восемнадцатый день отсутствия (в соответствии с датой обновленного круизного билета, в этот момент она все еще находилась на борту лайнера). В данный момент местонахождение Тернеции Хоут остается неизвестным. … 1 А) Проснулась В) План Подробнее… К. А. Терина Морфей – Главное – не травмировать рыбку. Дед всегда именовал рыбу нежно: плотвичка, щучка, окунек, карасик. Так и теперь. С нежностью насаживает живца на крючок. Аккуратным, тщательно отмеренным движением пропускает поводок под жаброй, заправляет крючок в петельку, выглянувшую из рыбьего рта, тянет обратно, любуется. Двойной крючок выступает изо рта плотвы залихватскими металлическими усами. Я слежу за руками деда, но движения эти слишком привычны, сделались фоном и выпадают из зоны внимания. Вижу только рыбу, точнее – ее глаза. Не пустоту, какой положено жить в рыбьих глазах, но обреченность и тоску. Вспоминаю вареного хека, которым нас кормили в детском саду, давным-давно. Я хека не ел, не хотел даже смотреть на него – черная пленка, покрывавшая внутренние стенки рыбьего брюха, была вратами бездны. Та же бездна как будто окружает меня прямо сейчас. Звуки вечерней реки отступают, сменяются столовскими – стуком ложек о тарелки, нестройным гулом детских голосов, окриками воспитателей: Некрасов, как ты держишь вилку, Федина, уймись уже, ешь молча. – Давай следующего, – велит дед. Я снова на реке. Ведро с живцами стоит рядом, оттуда доносится подозрительный шорох, точно плотвички, отчаявшись выбраться из ловушки нормальным путем, решили прогрызть дно. Но я не могу отвлечься, пока не соберу кубик. Верчу его в руках, раз за разом повторяю алгоритмы, которых давно не помнит сознание, но помнят пальцы. Кубик не складывается, любой алгоритм возвращает «рыбку» на верхней грани. Нельзя открывать ведро, пока кубик не собран. Там, в ведре, под исцарапанной пластиковой крышкой вместе с живцами прячется знание, что дед никак не может быть здесь, что дед давно умер. Это знаю я, это знает плотва, и даже щуки, снующие где-то под лодкой, знают. А дед не знает. Чувствую ту же мучительную тоску, какую наблюдал в глазах рыбешки. Обреченность смешалась с воздухом, я вдыхаю ее, и она скапливается где-то в легких комком горечи, с каким просыпаешься после тревожного сна. |