Книга Мой неласковый Монстр, страница 20 – Екатерина Ромеро

Я был ребенком, да, чуть выше остальных, физически сильнее, но все же я был не сформирован как мужчина. Они хотели выжать из меня по максимуму, потому ждали, пока я подрасту.

Рядом с моей была лежанка Пьера. Он был из какой-то далекой страны, и мы общались с ним преимущественно жестами, иногда делились едой. Пьер был на два года младше, у него были яркие голубые глаза, светлые волосы и очень белая кожа. Он отличался от меня, но все же я считал его другом.

Еще был Пес. Красивая черная овчарка, которую я прикормил с улицы сухарями. Она тоже была моим другом, но я не был ее хозяином. Я был ее товарищем, братом — кем угодно, но не хозяином. Меня уже тогда воротило от одного лишь этого слова.

До двенадцати лет я все время учился с Ази и практически не выходил на улицу. Только вечером, пока охранники курили кальян, мог выскользнуть, чтобы покормить Пса. У него не было имени, впрочем, как и у меня, но это не мешало мне считать Пса роднее всех, кто был в моем окружении.

Однажды ночью я проснулся от хриплого дыхания рядом. Распахнув глаза, я увидел сидящего напротив Сулеймана. Да, этот жирдяй выжил после ста палок, у него оказалась крепкая спина.

Я прекрасно его помнил, так же как и ту девочку, Сурию. У Сулеймана была расстегнута ширинка, и он с остервенением дергал свой отвратный стручок маслянистой рукой, смотря на меня голодным похотливым взглядом.

— Иди сюда, цыганенок!

Он навалился на меня, больнопридавив собой, и тогда я схватил заточенный кусок металла, который всегда был при мне, и вонзил Сулейману в брюхо со всей дури.

Я помню, что по рукам потекла его теплая кровь и я едва сбросил эту свинью с себя. Загорелся свет, на звуки пришли другие охранники, запищали дети. Я один только не кричал. Я смотрел на свои руки. Они были все крови. Так я впервые убил человека.

Сулейман сдох на месте, я распорол ему пузо настолько сильно, что у него вывалились внутренности. Помню, что девочки сильно плакали, они этого испугались, но мне не было страшно. Сулейман первым ко мне полез, я защищался.

Охранники поняли, что это я сделал, скрутили меня и повели в самую дальнюю комнату дома.

Там не было окон и даже пола как такового. Просто коробка с металлическим покрытием, чтобы было легче его отмывать.

Тогда они отлупили меня вдвоем, сломали мне руку, а утром пришел Хамит. Конечно же, он тоже понимал, почему я это сделал, но нападение на охранника было запрещено. Я нарушил это правило — ха, да я плевать на него хотел! На все их гребаные правила.

Тогда Хамит приказал этим двоим держать меня, достал большой клинок с золотой рукояткой и порезал мне лицо.

Это было сделано специально. Намеренно, для того чтобы я больше не был таким смазливым и не отвлекал своей рожей охранников от их службы. Чтобы на меня так не глазели, чтобы я никого не привлекал раньше времени и ублюдки охранники не пытались меня изнасиловать снова.

Метод и правда сработал. Меня начали шарахаться, так как мое лицо было обезображено, и первые две недели я не мог ничего есть, потому что через шрам тупо вываливалась еда. Я ослаб, я даже ходить не мог тогда и чувствовал себя овощем.

Эта сука Хамит распорол клинком мою бровь и всю мою щеку. Рану зашили только тогда, когда у меня началась лихорадка и я буквально подыхал от воспаления.