Книга В уплату долга, страница 65 – Екатерина Ромеро

Вот только Илана все никак не забывает про суку-отца. Я застаю ее на кухне вечером спустя пару недель. Она, как мышь, исподтишка держит телефон и быстро набирает номер. Сначала я хочу забрать телефон, однако вспомнив, что она все равно ничего сказать не сможет, решаю просто понаблюдать, и уже через минуту жалею об этом.

Черт, лучше бы я все же забрал у нее мобилу, так как совсем скоро она вываливается из ее руки, и я понимаю, что Олег, наконец, показал свое истинное лицо дочери. Ее реакция впервые пугает меня. Илана вся как мел, белая становится, и заваливается на пол. Я едва ли подхватитьее успеваю, к себе прижимая мягкое податливое тело.

Член тут же каменеет. Черт, как же сильно я хочу ее. Грязно и в разных позах. Ебать до искр из глаз. Даже такую, зареванную и расстроенную. Блядь. Мне надо бабу нормальную, которую можно трахать, и не бояться ее задушить. Срочно.

По дрожащим жестам птички улавливаю, то никто дома ее не ждет. Все про отца. За ненаглядного, блядь, папулю переживает.

Девочка так сильно рыдает, что я не нахожу иного выхода, как прижать ее к себе. Ее надо успокоить, иначе просто задохнется. На удивление, Илана прижимается ко мне в ответ, обхватывает руками за спину.

От движения этого я охреневаю просто. Илана обнимает меня сама, впервые. И ревет. Так отчаянно и несчастно, что это уже просто невыносимо.

В какой-то момент, словно осознав, что это все-таки я, она вся как-то сжимается. Я понимаю по ее жестам, что она боится быть наказанной за этот телефон. Птичку всю прямо колотит, она начинает нести какую-то ахинею про наказания, и я блядь, не знаю, как это все остановить.

Все что могу в этот момент – просто сгрести ее в охапку и прижать к себе, вдыхая такой нежный, до одури просто манящий цветочный запах. Я хочу ощутить Илану ближе. Пусть даже так. Похер. Мне надо ее успокоить, иначе все это плохо закончится. Я не собираюсь ее наказывать за телефон. Она и сама вон, себя уже наказала, доводя до критической, мать ее, точки нервного срыва.

Мы стоим на кухне, крепко прижимаясь друг другу, и я не хочу, чтобы это заканчивалось. Близость птички действует на меня, словно наркотик. Ее запах и нежные прикосновения пальцев к моему торсу сводят с ума. За секунду делают член каменным, от чего он упирается в штаны до боли, но я понимаю – нельзя. Нельзя ее сейчас трогать. Я наврежу своему ребенку, а этого хочу меньше всего.

Как же я жажду содрать всю одежду с этой малышки и подложить ее под себя. Не бить, не делать больно. Нет. Я хочу ласкать ее. До одури. Чтоб рыдала от желания, а не от страха быть подо мной.

Проклятье. Я сам довел до этого…Чтоб девушка тряслась от меня, как огня. Чтоб боялась даже в глаза посмотреть. Ее хрупкие плечи все еще содрогаются в рыданиях, а я…впервые проклинаю себя за этот грех. Я больно ей сделал, ранил, выкинул тогда. И это, блядь, уже не смыть ничем. Она не забудет этого никогда, да и я тоже.

Обнимаю птичку и чисто случайно замечаю какое-то движение за окном, а после мелькающую красную точку, которая направляется прямо Илане в голову.

Внутри все просто льдом покрывается, когда осознаю, что это мать, его, гребаный снайпер, который целит в девчонку прямо сейчас.