Книга Дочь Мента, страница 26 – Екатерина Ромеро

Медленно поднимаюсь с кровати, подхожу к Сергею, становлюсь напротив.

Слезы наполняют глаза, ожидание этого будет невыносимо, я знаю. И точно так не смогу. Зачем мне тогда вообще надеяться на что-то? Это ведь так глупо, если он и правда продаст меня на органы, если так заберет долг.

Вот я как знала, как чувствовала, ничего не бывает просто так, особенно в моей жизни.

Человек человеку волк. Никакой доброты в мире нет, как и сожаленья.

Болит в груди, перед глазами то и дело тело отца с пулей во лбу, Охотник не шутит. Он продаст меня по частям куда дороже, чем купил, – теперь, кажется, понятно.

Задыхаюсь, понимая, что как Сергей скажет, так и будет, и я ничего не смогу сделать. Правда, к этому моменту я еще слишком не знаю его, чтобы давать реальный отпор, чтобы даже понимать его черный юмор.

Могу только беситься, а сейчас мне еще и страшно. У отца в работе было дело про торговлю органами. Людей там вывозили за границу, и они пропадали. Навсегда, навечно.

Моргаю молча, слезы покатились по щекам, быстро их вытираю. Он победил, хорошо, ладно, пусть так!

Опускаю голову. Что я могу на это сказать? Я проблема для Охотника, даже не игрушка. Просто “заяц”, просто никто, которого он взял на убой ради шкурки.

— У вас ведь есть ружье. Лучше сразу сделайте. Сейчас!

— О чем ты?

Сглатываю, внутри все как камень, дышать тяжело, рядом с ним опасно.

Сжимаю руки в кулаки. Будь смелой, Мила, не пасуй!

— Когда будете меня это…. Не надо тянуть с этим. В общем, я уже готова. Сейчас.

Это странный разговор, я машинально дергаюсь, когда Волкодав делает шаг ко мне. Боюсь его все же, как бы ни хорохорилась, как бы ни строила из себя смелую. Никакая я не смелая. Я только притворяюсь.

— На.

Вижу, как Сергей достает из кармана брюк синий накрахмаленный платок, протягивает мне.

— Зачем?

Я правда не понимаю. Там целая лужа кровищи будет, мне этот платок ничем уже не пригодится.

— Сопли вытри, заяц.

Осторожно беру платок из его руки, не касаясь. Вытираю слезы, уже корю себя за слабость. С ним так нельзя, сожрет и не подавится.

— Ты будешь заниматься, Мила.

— Зачем?

— Чтобы не задавать таких тупых вопросов, – сказал серьезно, а после его большой рот дернулся в усмешке.

Так я поняла, что Сергей только что меня пугал. Тупо водил за нос, как лохушку!

— Я не хочу учиться! Я, вообще-то, уже собиралась работать!

Вру, но мне надо как-то отсюда свалить.

— Ты будешь учиться. Точка.

— Вы не мой отец, чтобы указывать мне, что делать!

— Верно. Я хуже. Гораздо хуже твоего идиота отца, и я буду лупить тебя до костей, а не до синяков, если будет надо, – сказал строго и снял ремень с двери, крепко сжал в руке, а я затихла, боясь, что Сергей прямо сейчас покажет мне это. Так, заранее, для профилактики.

Это был странный разговор, и пока я не до конца понимала его смысл. Поняла лишь одно: я здесь на птичьих правах, мне надо учиться, а вдруг чего не так — мне жопа.

После этого я затыкаюсь, отхожу к стене. Вижу только, как Сергей приносит мне одеяло и подушку, постельное белье и большой матрас. И пока на первом этаже гремит музыка, Охотник сам выносит все до одной коробки, а еще устанавливает мне письменный стол со стулом.

Я молчу, насупленно смотрю на него и ненавижу. Во мне все бунтует: тоже мне, пусть вон Костофилю своего с ремнем знакомит. Так нет, наверняка его не трогает. А меня, значит,можно.