Книга Дочь Мента, страница 44 – Екатерина Ромеро

Впервые от негодования и обиды. Нет, я не надеялась ни на какие общие празднования – и на подарки тем более.

Я просто хотела, не знаю, простого принятия, а не отмашки. Хотела, чтобы они взяли меня с собой, чтобы Сергей что-то сказал. Ну, точнее, он сказал, но совсем не то, чего я ожидала.

Беру в руки швейцарский нож. Этот подарок мне очень нравится. Маленький и удобный, с кучей прибамбасов, но зачем он мне?

Если Сергей так меня ненавидит, если я его проблема, то на фига тогда вся эта забота? Для чего, ну правда?

Кто я ему, разве врагам дарят подарки? Зачем?

Вытираю слезы, становлюсь перед зеркалом, свожу брови.

Я не нравлюсь себе, потому что не принимаю себя. Слишком худая, и волосы эти… вечно в спиральки скручиваются. Не знаю, что с этим делать.

Это розовое недоразумение больше моего размера вдвое и висит на мне как на палке. Виктория не зря старалась. Более уродскую одежду было выбрать нельзя.

А еще Вика бухает. Втихаря, как какая-то алкоголичка. Я видела, она даже прячет бутылку коньяка за шторой на кухне. Зачем это – я не знаю, но, похоже, не все так радужно у них, как они хотят показать.

И Сергей не всегда дома ночует. Тогда Вика пьет еще сильнее, не спит, ждет его, но Волкодав только к утру возвращается и даже не целует ее при встрече.

Послонявшись по дому, я забредаю на кухню, где беру ножницы и с радостью срезаю с этого уродливого платья не менее уродливые банты.

Ощущение легкости мне нравится, потому я слегка увлекаюсь. Я не знаю, как снова оказываюсь в комнате Волкодава, честно, но поздно. Я уже здесь.

Вот он сказал: не смей сюда входить, а мне хочется! Хочется, чтобы ему было больно тоже! Чтобы он хотя бы раз понял, каково мне жить в этом доме и подчиняться указам его женушки, которую наверняка он считает идеалом всего.

Мне хочется сделать Сергею больно, ковырнуть его, уколоть чем-то. Хотя бы что-то, дать ответку, но я ограничена в вариантах,так что действую чисто на авось.

Распахиваю их шкаф и выгружаю оттуда вещи. Его и ее.

Берусь было искромсать форму Сергея, но в последний момент принюхиваюсь к ней, и, на удивление, запах мне нравится. Тот же кедровый, но он больше мне не чужой, я к нему привыкла.

На тумбочке нахожу этот же флакончик мужского парфюма и нагло тырю его себе. Не знаю зачем, трудно объяснить, просто мне спокойнее, когда я вдыхаю этот запах. Я слышала его в лесу, когда Сергей нес меня на руках, я его запомнила.

Ну а после мое настроение меняется, когда я начинаю примерять наряды Виктории, в которых просто утопаю.

Какие бы ее туфли или вещи я ни надела, они мне не идут и на мне не смотрятся. К черту. Я красивая, знаю. Я на маму похожа. Она в этом возрасте тоже худой была, а потом стала очень красивой.

А дальше дело техники. Ножницы в руках, и тихо так в доме.

Пусть ей будет больно. Пусть Вика посмеется, как смеялась надо мной с утра. Вот им мой подарок.

Лучше всего режется шелк – или как это называется? Ножницы по нему проходят как по маслу, и вскоре я распарываю все платья Виктории. Все до одного. И ночнушки, и свитера, и жакеты, и еще какую-то фигню.

Короче, целой я оставляю одну только прекрасную форму Сергея и осторожно вешаю ее внутрь шкафа.

Когда же мрак рассеивается, я оказываюсь в их спальне среди горы порезанных шмоток, с ножницами в руках.